Федор был восторженный, словоохотливый человек. Он всегда чем-либо восхищался – небом, цветком, птицей, облаками. Ушаков уже привык к его излияниям.
Сначала Ушаков не обращал внимания на то, что говорил денщик. Потом как-то вслушался.
– И вот родится же такая – и приятная, и добрая, и обходительная, что все ее любят! – пел Федор.
– О ком это ты? – обернулся Ушаков.
– Есть одна. Барышня аль барыня – не знаю, а только замечательная. Я ее всегда встречаю на базаре.
– И что же?
– Со всеми она так хорошо говорит. С простым человеком не побрезгует. И не пропустит ни одного убогого, чтобы не подать ему милостыни. Сегодня мясник кинул в бродячую собаку камнем, а эта барышня так мясника корила, так корила, что он и сам-то не рад.
«Совсем как Любушка, – подумалось Федору Федоровичу. – Она тоже со всеми была приветлива, и все ее любили. И сердце у нее жалостливое – бывало, в Воронеже не пропустит на улице ни одного кошачьего хвоста», – улыбнулся при воспоминании он. Спросил:
– Кто же она?
– Не знаю. Только не из военной семьи: ходит с корзинкой одна, без денщика…
– А какая с виду?
– Высокая, статная. А зубы у нее белые-белые… Я таких отродясь не видал. И сама вся улыбчивая…
«Любушка!» – окончательно уверился Федор Федорович и не стал больше говорить с денщиком, хотя так приятно было слышать похвалы ей.
Наутро Ушаков спросил в конторе: какие поставщики в адмиралтействе?
– Уголь поставляет Пудер, вино – Фомин, уксус – Метакса.
«Так и есть: она в Херсоне!»
Хотелось поскорее увидеться с Любушкой, но пришлось ждать до воскресенья.
Федор Федорович решил, что самое удобное встретиться с ней как бы невзначай, на базаре.
В воскресенье утром он пошел посмотреть херсонский базар.
Большая пыльная площадь была полна народу. В центре ее, на узких столах, располагались со своими товарами продавцы мяса и рыбы. Рядом с ними стояли бабы с кувшинами молока, с какими-то лепешками, сыром, жареной рыбой. Сушеные фрукты лежали прямо на земле, на куске рогожи или старого паруса. Тут же в пыли сидели торговцы глиняной посудой и разным старьем. За ними тянулись продавцы вина с бурдюками и бочонками. Это был самый шумный участок базара. И по всей площади сновали цыганки в криво одетых ярких юбках, торговцы вразнос и мальчишки с бутылями в руках:
– Квасу! Квасу! Кому холодного квасу?
Не успел Федор Федорович ступить на площадь, как к нему подскочил пьяненький человек. На плече пьяненький держал кучу поношенной одежды, среди которой ярко рдели красные турецкие шаровары. Он протянул Ушакову турецкий пистолет:
– Купите, ваше-ство!
– Зачем он мне?
– Вам пригодится… Купи-ите!
– Да ведь пистолет-то без курка, – усмехнулся Ушаков.
– Это ничего. Отдадите адмиралтейскому слесарю – он вам за пять копеек приделает новый.
– Ступай-ка,