Королева Таврики. Александра Девиль

что этого генуэзца зовут Лукино Тариго и он лет пять назад прославился тем, что с отрядом авантюристов на одной вооруженной фусте8 прошел через Керченский пролив в Азовское море, до устья Дона, затем реками добрался до Каспия, грабя все встречные суда, но сам был ограблен по пути домой не то калмыками, не то татарами. Тогда многие горожане ходили смотреть на отчаянного морехода, которому явно нравилось находиться в центре внимания. Марина была в то время еще подростком, но запомнила, как Андроник говорил Таисии: «Неудивительно, что пират бахвалится и чувствует себя героем: ведь латиняне вообще не считают пиратство зазорным, лишь бы этот промысел приносил доход. Консул даже по уставу обязан поощрять таких головорезов. Еще бы! Ведь половина пиратской добычи должна передаваться генуэзской общине».

      А отец Панкратий, священник церкви Святого Стефана, в которой Марина любила разглядывать фрески, добавил к словам Андроника: «Эти паписты не лучше турецких пиратов. У них даже монахи-иоанниты9 промышляют по правилам corso10. А чем корсары отличаются от обычных разбойников? Только тем, что действуют под покровительством своих государей безбожных». Марина тогда еще многого не понимала, но догадалась, что отец Панкратий, православный грек, питает к латинянам стойкую неприязнь и, наверное, у него есть на то особые причины.

      Такие воспоминания промелькнули перед ней, когда она узнала Лукино Тариго и слегка удивилась, что этот довольно невзрачный и малорослый человек имеет славу храбреца и заводилы. Двое его молодых собеседников выглядели гораздо представительней, но Марина не успела их толком разглядеть, поскольку в этот момент посетители аптечной лавки ее заметили и ей показалось зазорным смущаться и стоять в дверях, а потому она решительно шагнула вперед.

      – О, да здесь на пороге красавица, а вы рассуждаете о каком-то Данте и прочих непонятных ей вещах! – воскликнул Лукино Тариго, повернувшись к девушке с таким видом, словно хотел заключить ее в объятия.

      – Отчего же непонятных? – пожала плечами Марина и, обойдя Тариго, приблизилась к прилавку. – Мне известно, что Данте – итальянский поэт, но не генуэзец родом.

      – Да, он флорентиец, как и я! – воскликнул тот, который приводил слова Данте о генуэзцах. – Не ожидал, что здешние девушки наслышаны о наших поэтах.

      – Может, и не все девушки, но эта – уж точно образованней иных флорентийских мадонн, – с лукавым прищуром заметил аптекарь, который хорошо знал и Марину, и всю семью Андроника.

      – Почему же я ее раньше не встречал? – молодцевато подбоченясь, спросил генуэзец. – Разве справедливо, что эта милашечка до сих пор не знакома с храбрым корсаром, который может увезти ее отсюда за море, в край чудес?

      – Это вы о себе говорите, Лукино Тариго? – усмехнулась Марина. – Уж не в те ли степные края вы хотите меня увезти, где вас пять лет назад ограбили кочевники?

      Генуэзец слегка опешил, а флорентиец, хлопнув его по плечу, рассмеялся:

      – Ну