– Так точно, не спал.
– А чего?
– Самоходку охранял.
– Как же, у тебя четыре человека в экипаже, почему ты-то охранял?
– У них у всех куриная слепота.
– В санчасть-то ходили?
– Ходили, а там ничего нет, даже пивных дрожжей.
– Сегодня же всех вылечу! – закруглил я разговор.
Сходили, совещание прошло. Когда совсем стемнело, разбудил Плаксина:
– Вася, сходи к левановцам, скажи экипажу тихонько, по секрету, что к нашей самоходке трофейный мед привезли, пусть идут с котелками.
Плаксин ушел, я посмотрел на светящийся циферблат, стрелки показывали начало первого. Моросил теплый дождик, небо закрылось темными-темными тучами, темень стояла такая, что, казалось, один ты остался во всем свете, всколыхнулась скорбь о погибших товарищах… От тяжких размышлений оторвал меня приближавшийся с большой скоростью треск сучьев и грохот котелков – ага, бегут голубчики! В кромешной темноте, не видно ни зги да еще бурелом там сплошной, а они мчатся, сломя голову, без труда перепрыгивая ухабы, коряги! Подскочили к самоходке – и вдруг узрели меня! Растерялись, остановились обескураженные.
– Вот вам, а не мед! – показал им кулак. – Я вам такой мед покажу, такую куриную слепоту! Правнукам закажете, чтоб никогда ее не было!
Они головы повесили. Я резко добавил:
– Идите и несите службу!
Вот так и вылечил!
На этом инцидент был исчерпан. А с Левановым после поговорили наедине насчет доппайка, и он стал делиться с экипажем.
Доппаек выдавали офицерам в качестве компенсации больших физических нагрузок. В боевой обстановке командир несет двойную, тройную нагрузку: это и ночные дежурства, и постоянные проверки службы охранения, и рекогносцировки, связанные зачастую с выползанием на наблюдательные пункты. И все это помимо каждодневных забот и тягостей, которые офицеры несут наравне с солдатами и сержантами.
Но на передовой, где мы все, бойцы и офицеры, вместе переносили холод, голод, страх, ранения, смерти, – здесь все ясно просматривалось, действия всех командиров, всех степеней. Здесь все качества человека проявлялись с беспощадной отчетливостью и столь же беспощадно, без скидок, оценивались. В том числе и скупость. А Леванов был скупой, по натуре скупой. Он свой паек сам втихаря ел, экипажу не давал. Я своего пайка не видел. Экипаж получал и вместе ели. Там и было-то всего ничего, один раз чай попили – и нет того доппайка.
Спрашивается: справедливо ли было такое отношение экипажа к командиру? Должен ли командир делиться тем, что полагается ему по праву? Вроде бы несправедливо и не должен. Но, повторюсь, на передовой – свои законы. Тут правит не воинская иерархия, а человеческая. Значит, отношение экипажа было справедливо. В дальнейшем экипаж Леванова стал одним из самых дружных в полку.
Вот говорят «фронтовое братство».