В Саратове мы сразу столкнулись с неприятностями. Во-первых, немцы начали бомбить город и мост через Волгу, соединяющий Саратов с Энгельсом. В городе началась паника! Бежали кто куда, и тут, воспользовавшись общей сумятицей, какой-то диверсант на ходу выстрелил из толпы ракетами в направлении моста, дав целеуказание вражеским летчикам. Попасть в мост люфтваффовцам все же не удалось, но одну баржу возле моста они потопили.
После бомбежки мы пошли обедать в гарнизонную столовую, и тут выяснилась вторая неприятность. Кормить нас отказались, так как старший группы – сопровождавший нас лейтенант из штата училища, забыл взять продовольственный аттестат и тем обрек нас на голодное существование. Некоторые предлагали обыскать лейтенанта, говоря, что не мог он забыть аттестат, мы отлично помнили, что на вокзале Челябинска провожавшее нас руководство училища справлялось у лейтенанта, все ли документы взяты. Большинство сочло обыск унизительным для себя, и пришлось нам до самого Сталинграда выкручиваться самим: продавали и обменивали на хлеб у кого что имелось – мыло, новое нательное белье, часы.
До Камышина ехали товарным поездом, часто останавливаясь из-за разбомбленных железнодорожных путей. На станции Паницкая поезд простоял долго. Здесь нас поразила преступная дикость властей. Рядом горел очень большой элеватор, но часовой не подпускал полуголодных жителей к горевшему зерну. Так распорядились власти: пусть сгорит, но жителям не дадим! Мы всей группой пошли к элеватору и набрали в полы шинелей много пшеницы. По командирам часовой стрелять побоялся. Уже в пути раздобыли ведра и варили добытую пшеницу, получалось нечто вроде каши, ею и питались до самого Камышина.
В Камышин прибыли ночью. В наш освободившийся эшелон сразу начали грузить раненых. Мы прошли через весь город. Увиденное всех потрясло. Город часто бомбили, и он был переполнен ранеными, а тела умерших валялись прямо на улицах. В промежутках между разрывами бомб слышались слабые голоса моливших о помощи. Медперсонала было мало, раненые сутками лежали на земле без перевязки, даже напоить их было некому. Перед нами впервые открылось истинное лицо войны, и впечатление это произвело очень сильное.
К рассвету мы вышли на южную окраину города и двинулись в заданном направлении. Тогда еще не было железной дороги Камышин – Сталинград, и шли мы пешком, через казачьи станицы и села бывшей республики немцев Поволжья. Поражали благоустройство, чистота, рациональность хозпостроек и полей. Первая ночевка была в селе Гусенбах, там мы хорошо, без бомбежки, поспали.
Шли мы очень быстро, останавливаясь только возле ключей, чтобы напиться. Вражеские истребители начали нас преследовать, поэтому мы заблаговременно высматривали места для укрытия. В станицах нас встречали по-разному, но неукоснительно, если просились переночевать, требовали справку от коменданта, а комендатуры, как правило, находились километрах в пятнадцати. Поэтому мы шли в поле и укладывались