– Это тебе больше не нужно, Илия… – сказал мой новый знакомый и, ободряюще улыбнувшись как старому приятелю, забрал горькую ветку, выбросил в кусты.
Хорошее имя: Илия… – Он произносил мой имя с восточной напевностью, и потому оно звучало немного иначе, как-то странно для слуха. – Тебе очень подходит.
Я оторопело проводил полёт ветки, с немым вопросом уставился на своего собеседника, но он встретил мой выжидающий взгляд с прежней невозмутимостью. Я не стал спрашивать, откуда ему известно моё имя. Я вдруг перестал удивляться, то ли оттого что смирился с неадекватностью происходящего, то ли потому что в человеческом организме на всё заложен лимит, в том числе на удивление, и мой исчерпал себя, похоже, надолго. И почувствовал относительное облегчение. Мы сумасшедшие? Ну и прекрасно. От разума одни проблемы. Мучительное чувство тревоги, преследовавшее меня несколько кошмарных часов, схлынуло, оставив на песке сознания ровную незамутнённую полосу, на которой можно было начертать что-нибудь новое.
Я понял, что мне уже не хочется курить.
Солнце ушло спать, и на долину хлынула тьма, а заодно с ней пожаловал промозглый ветер – форменное издевательство после обжигающего дневного суховея.
– Скоро придём к костру, – сказал мой спутник, вновь проявив телепатический дар, – согреешься.
– А тебя-то как зовут? – поинтересовался я, имея в виду, что моё имя каким-то образом ему известно.
– Называй меня Равви.
– Слушай, а что это за придурки в касках и с копьями ходят повсюду?
– Римские солдаты.
– Что они здесь делают?
– В ваших школах не преподают историю?
Не очень-то хорошо отвечать вопросом на вопрос, но у Равви это не прозвучало ни невежливо, ни заносчиво. Недоумённо.
– Историю… – хмыкнул я. – Какую? В своей бы разобраться…
– Историю нельзя делить на свою и чужую. История одна – человечества. Чем скорее люди поймут это, тем лучше.
И, когда он произнёс это, что-то щёлкнуло и прояснилось у меня в голове. Рим – сильная богатейшая держава с колониями в полмира. Иудея – маленькая гордая страна, затёртая в горах и пустыне. Одна из самых небольших, но тяжёлых в управлении. Со своими традициями, обычаями, вероисповеданием, согнутая, но не сломленная, исполненная тихой ненависти оккупированного к захватчику, чужеродному, ненасытному. Наверно, я когда-то знал это, но забыл, а теперь вот вспомнил. Феноменально!
– Иудеи ненавидят римлян, – продолжал, как ни в чём не бывало, Равви, – римляне презирают иудеев. Римские налоги огромны, иудейский народ нищ, унижен, озлоблен и жаждет перемен. Кровавых перемен. Но истина не в войне, а в мире. Люди должны понять, что они – одна большая семья, иначе мир обречён на жестокость, хаос и бессмысленную медленную погибель.
– Браво, – сказал я. – Отличная проповедь. Но если всё, что ты сказал, правда, и между нами каких-нибудь пара тысяч лет, то за это время