Отметив на снегу место остановки Сашки длинной чертой с буквой «С», я беру санки и взбираюсь на горку. Там лихо разбегаюсь и лечу мимо Сашки, сняв обе руки со спинки. Это получается у меня с трудом, и я незаметно помогаю себе грудью. Я пролетаю дальше черты Сашки и радуюсь победе. И Рекс мчится рядом, весело повизгивая…
Чуть прикрытый снегом, примерзший к земле кирпич, совершенно внезапно возникает перед моими санками непреодолимым препятствием. Санки ударяются о него и мгновенно останавливаются. Я слетаю со спинки, пролетаю над сиденьем и… нанизываюсь подбородком и нижней губой на острие левого полоза. И теряю сознание…
Очнувшись, ощущаю себя сидящим на снегу рядом с санками. Я зажимаю ладонью рану, пытаясь унять кровь, хлещущую ручьём. Снег вокруг меня залит кровью. Сильной боли нет. В голове медленно, как из темноты, всплывают обрывки мыслей, потихоньку сливаясь в одну мысль, главную: «… нарушил отцовский запрет… теперь меня надолго не пустят гулять… а ведь зима только началась…».
Сашка и Рекс с воплями и лаем бегают вокруг; они протоптали уже приличную тропинку. Наконец, кем-то оповещённые, прибегают отец и мать. Отец хватает меня на руки и быстро несёт домой. Мать бежит рядом, носовым платком в дрожащей руке пытаясь остановить кровь, но у неё это плохо получается. Отец что-то на ходу кричит появившемуся рядом человеку, и тот быстро убегает. Сашка исчезает в неизвестном направлении. Дома у распахнутой двери стоит расстроенная бабуля и непрерывно ахает.
Меня укладывают на кровать и раздевают. А я всё время хочу вырваться из их рук и куда-то бежать. Когда мама подробно рассматривает мою рану, то плачет. И бабушка тоже. Они видят страшно развороченную, с рваными ошмётками кровавую рану, в глубине которой торчат осколки разбитых зубов. Тогда я начинаю думать, что сейчас совсем умру. Потому, что вытечет вся кровь. Отец отрывисто ругает женщин «предпоследними» словами, и я немного успокаиваюсь. Мы с Сашкой уже знаем несколько совсем «последних» слов, и знаем, что их нельзя говорить знакомым и родственникам. И нельзя, чтобы наши знакомые и родственники даже догадывались о том, что мы знаем эти самые «последние» слова. Остальные ругательные слова мы определяем как «предпоследние» и иногда вворачиваем их в разговоры. К месту и не совсем, за что опять получаем выговор от взрослых.
Когда я был совсем маленьким, я уже умирал один раз. Тогда к нам в гости пришёл дядя Саша Ачкасов. Он очень любил подкидывать меня к потолку. А ещё заставлял просовывать руки между ног. И тогда он, взявшись за мои руки со стороны спины, резким рывком кувыркал меня в воздухе, а потом снова подкидывал и ловил. Но в тот раз, когда он стал радостно со мной это проделывать, я выскользнул из его рук и ударился головой сначала о дверной косяк, а потом и об пол. И потерял сознание. Отец сильно отругал дядю Сашу и сказал, что у меня было лёгкое сотрясение мозга. Потому что, когда я очнулся, то всё кружилось…
Госпиталь.