2
Я сидел на легкой и послушной лошади. Она была из Каракала, где выращивают ахалтекинцев. Ее звали Сона. Черный глаз косил на меня с некоторым удивлением, мол, как она оказалась под властью белого человека? Моя сабля постукивала концом по ее боку. Огромный наган лежал в кобуре. Полевой бинокль с цейсовскими стеклами, доставшийся моему предшественнику от убитого немца-офицера под Могилевом еще во время первой мировой войны, висел на кожаном ремешке на моей груди. Да, я кадровый офицер Первого Туркестанского конного батальона имени Клары Цеткин. Я стоял у дома местного главы Совета Курбана.
За спиной раздался голос комвзвода:
– Товарищ командир, разрешите обратиться?
– Что у тебя, Поляков?
– Вот, приспешник бухарского хана. Расстрелять или допросить?
– Допроси.
– Здесь?
– Да.
– Когда ты видел в последний раз своего хана?
– Мен билем ек!
– Он говорит, что ничего не понимает. Расстрелять его?
– Нет, не нада, я понимай! – закричал человек в халате и теплой шапке на голове. Ноги же его были босы.
– Говори…
Пленный лихорадочно стал рассказывать.
Мы склонились над картой. Пленник говорил, что бухарский хан собрался бежать в Персию, но сначала его путь лежал к афганцам. Он взял много награбленного, с ним были двадцать женщин. Отряд – пятьдесят сабель. Следовательно, это был серьезный караван. Было ясно, что переплыть с таким сопровождением через Амударью хан не сможет. Пленник, надеясь на спасение, рассказал об удивительном факте. Оказывается, в давние времена, когда к Амударье подошли войска Александра Македонского, был прорыт подводный тоннель. Мы слышали о нем от одного из моих бойцов, Семичева, который был геодезистом. Он подтвердил такую возможность, потому что грунт у Керкичи под Амударьей был очень плотный. Тоннель был возможен.
Позвали Семичева.
– Давай снова про тоннель под Дшейхун.
– Говорят, что тоннель имеет вид дуги под рекой. И вход надо искать с крутого берега.
– Найдешь?
– Не найдет, соберем аксакалов, они расколются, – уверенно сказал Поляков.
Я посмотрел на него. Комвзвода поднял ладонь, мол, будь спокоен, товарищ!
Солнце перевалило зенит. Через час можно будет отправляться. Мои командиры стали готовиться к новому броску по пустыне.
Я спешился и вошел в дом Курбана. Женщины – взрослая и три девочки – забегали по двору, поставили чай. В казане уже жарилось мясо барана, который минут десять назад жалобно смотрел на старшего сына Курбана. Тот, не раздумывая, рассек шею животного острым ножом.
Хозяин ни о чем не спрашивал. Он подал мне пиалу чая, приложив руку к сердцу. Это был бывший мулла, ставший председателем местного совета.
– Нет, сначала вы, – сказал я, – отказываясь от первой пиалы.
– Вы – гость. А у нас гость дороже отца. Берите.
– Спасибо. Где вы научились говорить по-русски?
– У меня первая жена была русская, хотя мне тогда исполнилось сорок лет. В то время я порвал с религией. А жена работала телеграфисткой в городе. Сына мы назвали Александром. По-нашему – Искандер.
– Как Македонский?
– Да, нам хотелось, чтобы первый мужчина в роду стал отважным воином.
– Сколько ему?
– Шестнадцать.
– Он хорошо знает места?
– Хотите взять его проводником до Керкичи?
– Откуда вы знаете, уважаемый?
– Бухарский хан туда поехал… Берите сына, он знает, где вход в тоннель. Он пытливый мальчик, сегодня возьмет оружие и станет мужчиной!
– Вы отважный отец, Курбан-ага.
Но он только спросил в ответ:
– Где ваша родина, Беркут?
– По моему имени – Кавказ. А так, я из смоленских краев.
– Вот в Смоленске вы тоже разведчик…
Мы оба улыбнулись. Он – седой человек с бородкой, я тридцатитрехлетний командир, без единой седины в льняных волосах, но с двумя шрамами на голове.
Появился сын.
– Поедешь с отрядом, – сказал по-русски Курбан, – проведешь по тоннелю в Керки.
– Рахмат! – с радостью и гордостью воскликнул Александр.
– Собирайся! Беркут твой командир.
– Есть! –