Никуда не торопясь, помня о том, что сегодня воскресенье, а дел у меня никаких не запланировано на ближайшее время, я решил зайти. Правда, была и другая, гораздо более веская причина. Мне хотелось поставить свечи за упокой. Это было нетипично для меня, так как не могу сказать, что отношу себя к особо верующим людям, скорее к той большей части русских, которые верят, что «что-то там есть», знают полторы-две молитвы и крестятся, когда случаю подобает. Но когда на душе тоскливо и как-то тянет в груди неприятно, хочется найти утешение и облегчение хоть в чём-то. Почему церковь не может стать для меня таким местом? В конце концов, бабушка верила в Бога, насколько я знаю, просто никак явно это не проявляла.
Погода не была по-настоящему летней, несмотря на середину июня на календаре. Неприятный ветерок, серовато-сизые, как будто больные, тучи на сером же московском небе к прогулкам не располагали, а тут и тепло, и для души, как говорится. Протянув руку, не успел взяться за ручку массивной двери – навстречу мне вышел неприметный мужичок в вылинявшей серой футболке. Он придержал дверь, махнув как бы полуприглашающе-полураздражённо рукой мне в сторону входа, когда я на мгновение замешкался. Не знаю причины этой заминки, до сих пор не знаю. Почему сердце пропустило вдруг удар? Самым простым объяснением был бы мой испуг от внезапно открывшейся передо мной двери, но я точно помню, что испуга не было. Было ли это предупреждением или простой случайностью, маленькой реакцией моего организма на что-то, не заслуживающее ни памяти, ни внимания? И важно ли это, если я всё равно ступил за порог, да и не сделал бы иначе в том момент из-за глупых предчувствий, если они и были? Киваю и вхожу, крестясь на ходу.
Что чувствует человек, когда входит в церковь – восторг, боязнь, неловкость от незнания всех канонов и правил, раздражение от невозможности побыть наедине с Богом или чувство единения с другими прихожанами? Чего больше в каждом из нас? Я бываю в церквях совсем не часто, поэтому мое основное чувство обычно – это чувство какой-то смутной, неясной вины за то, что слишком редко прихожу сюда, и обычно в моменты, когда мне труднее всего, когда не могу понять или принять что-то из моей жизни. Вот и сейчас на меня накатила грусть по своим родным и апатия от того, что их уже не вернуть, как бы ты этого ни хотел. Как много можно было бы исправить: недоговорённое высказать, а за то, что было сказано зря, попросить прощения… но нет, нельзя. Пришёл ли я сюда говорить с Богом или с самим собой? Затрудняюсь ответить. Испытывал ли я за это стыд? Вряд ли, скорее, я был в некотором смятении.
Не очень высокий потолок над головой, маленькие окошки в стенах, тусклое электрическое освещение, не разгоняющее тени по углам, да, скорее, даже и не пытающееся это сделать. Как будто полумрак и свет, созданный руками человека, нелепый для этого места, определили четкую границу между собой, за которую ни одному из них хода нет. Вижу расписные своды, стены, колонны. Здесь повсюду лица, фигуры, какие-то сценки, образы… Слева деревянная значительность церковного прилавка, за ним женщина в черном платке. Губы сомкнуты, она смотрит напряженно вперед и чуть вправо, туда, где, как я вижу, стоит священник в золотом одеянии и читает нараспев молитву, негромко и непонятно для моего непривычного слуха. Я хотел бы купить свечи и зажечь их в церкви, но я теряюсь – могу ли я отвлекать служку, прося продать мне их? Оглядываюсь, еще раз перекрестившись. Людей совсем немного, хотя я попал, насколько понимаю, на вечернюю службу – всего четверо, двое мужчин и две молодые женщины. Все они стоят немного впереди, неподвижные, как колонны рядом с ними. Одна девушка со светлыми волосами, выбивающимися из-под платка, обернулась, когда я входил, на хлопок двери, но тут же отвернулась, не найдя во мне, видимо, ничего интересного. Мне становится немного неловко от этой слишком серьёзной атмосферы, и я все-таки поворачиваюсь к женщине в черном платке, достаточно тихо спрашивая две свечи. Узнают ли те, для кого я ставлю эти свечи, о том, что я делаю? Боль от потери бабушки уже немного притупилась, хоть и совсем чуть-чуть, а дедушки не стало совсем недавно, и они стоят перед моими глазами, как будто я всего лишь на день разлучился с ними. Да ещё и недавно они просочились смазанными образами из прошлого в мой сон. Его я помню очень смутно, но помню, что события происходили в их доме за городом, доме моего детства. Оба они лежали под белым саваном в одной из комнат, незаметные для всех,