Во время обхода территории лагеря начальством Колька, пробившийся к самой проволоке, разобрался: кто переводчик Безобразов. Понял по лихо закрученным усам, как у Дубасова.
– Герр, Безобразов! Герр, Безобразов! – завопил он, размахивая запиской бывшего помещика. – У меня резолюция!
– Что за резолюция? – удивился немолодой красавчик тоже, как и Дубасов, с черным крестом на мундире.
Протянул сквозь проволоку руку в перчатке. Брезгливо взял бумажку, скользнул по ней взглядом.
– Тебя кормят? Воду дают? Крыша на голову не падает? Что орешь, как оглашенный? Посиди пока, не наберется вагон, таких как ты – добровольно сдавшихся и оказавших помощь германскому командованию! Через несколько дней отправим вас в Польшу.
ХЛЕБНОЕ МЕСТО
Довольно скоро набрали не только вагон предателей, но и целый состав пленных. Прогнали под улюлюканье хохлов по улицам Луцка, погрузили в смрадные теплушки, повезли, судя по солнцу, куда-то на запад. Мимо окон плыли поля, разграниченные деревьями на узкие, длинные – до горизонта – полоски земли. Навстречу шли поезда с техникой и веселыми немецкими солдатами в вагонах. Казалось, этим эшелонам нет конца-краю. В бывшей польской столице Варшаве вагон с добровольно сдавшимися отцепили. Там же на станции погнали в душевые с теплой водой и обмылком на каждого. Каким же наслаждением смывали с себя многодневную грязь! Однако долго размываться не дали. Воду отключили, по душевым пробежались немцы. С криками: «Шнель, шнель! Ком, ком!» (Быстро, быстро! Проходите, проходите – нем.) выталкивали пленников в предбанник. Непонятливым поддавали прикладами и ногами, оставляя на спинах и задницах кровоподтеки. В предбаннике ждала советская военная форма без петлиц, поношенная, но чистая, почти новые ботинки. Одетых пленных посадили в крытые грузовики. Повезли по варшавским улицам. Конвоиры сели по углам кузова, предусмотрительно укрывшись за брезентовых пологом. Колька оказался у самого борта, даже попытался выглянуть наружу.
– Не хрена себе оккупация! – выдохнул он, увидев на улице лотки со всякой всячиной: салом, колбасами, щуками, кочанами свежей капусты, огромными караваями хлеба.
Тут же за любопытство получил в лоб моченое яблоко, и вопль:
– На, курва советская!
Немцы-конвоиры расхохотались, а Казаков соскреб яблочные