Колька подобрал своих, пензенских. Напросился и Вася Зайцев. Озираясь, пошли среди полей. Слова агитатора за сдачу в плен подействовали на Казакова, размышлявшего:
– Вот, я иду. Не знаю куда. Не знаю: зачем? Может быть, пройдем километр, а не три, и все ляжем. Ради чего? Ради Сталина? Ради колхоза? Ради таких упырей, как Лифанов? Ради больших, отожравшихся армейских начальников, коим мало дела до простого красноармейца? Да, Скопцов, Изя дневали и ночевали с нами. К ним нет претензий, тем более, что от Изи лишь куски остались. А остальные? Командир полка ни разу за два года в казармах не был. Из дивизионного начальства раз за два года с проверкой приезжали. Дальше штаба полка шага не шагнули. Издевательства, доведение до самоубийства начальством покрывались. Боровшихся за правду в лагерях гноили. Дома – крепостное право. Не нравится – кулак или подкулачник, или еще какой-нибудь враг народа. Нужно ли отдавать жизнь за это? Тот же Изя лопотал о священном долге, защите социалистического отечества. А нужно мне социалистическое отечество? Может быть, придет немец, наведет порядок? Болтунов краснопузых – к ногтю! Землю – назад мужикам! Мельницу – назад дяде Агафону! Да в и церковь не мешало бы батюшку вернуть! Не будет колхоза и зернохранилище не к чему! А, чтобы все это увидеть своими глазами, надо выжить! Хорошо бы, на немцев нарваться! Листовка – пропуск в плен за обмоткой. Отсижусь…
Немцы возникли как по заказу. Встали из кустов по обеим сторонам дороги, направили на красноармейцев автоматы. Словно по команде пензяки бросили винтовки. Протянули служивым в темно-зеленых маскировочных комбинезонах пропуски для сдачи в плен.
ПРЕДАТЕЛЬ РОДИНЫ
Немцы деловито и быстро обыскали пленных. Выгребли все из карманов, заставили снять ремни. У Васи Зайцева из голенища офицерского сапога, стащенного с кого-то из убитых командиров, выудили финский нож. Старший из фашистов укоризненно покачал головой, поставил синяк под глаз служивому. Погнали до населенного пункта, в котором совсем недавно размещался штаб дивизии. На окраине уже были вырыты окопы, направили в сторону колькиного полка стволы орудия. На улицах все еще лежали тела погибших красноармейцев и командиров. Под стеной одного из зданий распластались расстрелянные комиссары и евреи-интенданты. В этот дом втолкнули пленных. Командир разведчиков доложил офицеру, протянул отобранную у Кольки красноармейскую книжку. У остальных документов не оказалось – вероятно – выбросили.
– Герр, гауптаман! (господин капитан – нем.) – позвал офицер.
От стола с полевыми картами отделился осанистый военный с лихо закрученными усами и черным крестом на кителе. Глянул в документ Казакова. Остальных приказал увести.
– Значит, Николай Казаков, являешься уроженцем села Дубасово Керенского района Пензенской области? – на чистом русском языке спросил фашист.
– Так,