Лена снова в грубой и назидательной форме повторила:
– Людям часто гораздо важнее, чем человек занят сейчас, и какие у него перспективы, и как он относится к их дочери. Пятно черное на биографии никого не украшает, но ведь ты теперь учишься на заочном, а не грабишь и не воруешь.
– Ладно, – сказал Евгений, – разговор денег больших стоит. Будем на связи.
Ну а потом, включив диктофон, проверил, как вышла запись.
– Вот и отлично, теперь я этой Тане ее принесу, а дальше будь что будет, не я все это начал, у ней самой в одном месте жутко зачесалось. А впрочем, – он себя тут же оборвал, – с ней этак разговаривать совершенно нельзя, она явно вот из очень даже интеллигентной семьи.
И вот диктофон у нее в руках, и не прошло и десяти минут, как она быстро спустилась вниз в вестибюль здания, и лицо ее горело огнем…
– Ты это все вместе со своей подругой придумал, чтобы нарочно надо мной так поиздеваться?!
Ой, это вообще никакой не вопрос, она убеждена, наверное, что все злодеи имеют более чем отчетливую печать порока на своих донельзя уродливых лицах.
А между тем у человека может быть лицо праведника, а душа вора, который у своих из дома самое последнее с радостью в сердце вынесет.
Но этой девушке этого всего попросту никак совершенно не объяснишь.
Она понимает только своих, а чужие ей вообще никак ни с какой стороны непонятны.
И все-таки Евгений, захлебываясь при этом словами, сказал ей, что никакого издевательства тут не было и в помине, а была разом почти безо всякой вины утрачена свобода, и чувство вины за это никак не покидает душу, день ото дня кровоточа внутри…
И она это, кажется, поняла, прочитала в широко открытых глазах.
И тут на нее нахлынуло явное отчаяние, она никак не была готова отказаться от своих светлых чувств, как того более чем явно, четко и закономерно требовали данные обстоятельства.
Внутри ее души все разом как-то невольно смешалось, но в конце концов она нашла что сказать:
– Мне все равно, где ты был и что с тобой было раньше, теперь я твоя всем сердцем и душой.
И вот прошла неделя, и Евгению было и вправду безумно хорошо, но он невольно проговорился при разговоре с Таниным отцом о том, что был в тюрьме и имел серьезный срок.
Как же все-таки сразу переменилось это доброе лицо.
В глазах мелькнули молнии, и весь этот человек как-то поблек и посерел.
Он только беспомощно, полуотвернувшись, спросил:
– И за что ты сидел?
Евгений не задумываясь сразу ответил:
– За убийство.
Танин отец стал еще темнее лицом, он указал пальцем на дверь и буркнул себе под нос:
– Иди прочь отсюда, тюремная морда.
А напоследок еще и прибавил:
– Чтобы ты на километр больше не приближался к моей дочери.
А еще через два дня Евгений увидел незнакомый входящий звонок.
Оказалось, это брат Тани,