Одним из вариантов непосредственного общения с людьми была ещё возможность проявить себя через голос. В таком случае, человек никого не видел, но мог слышать разные звуки или речь, производимые кем-либо из не́жити. Домовые этим пользовались редко, однако лешие, водяные, русалки, болотники довольно часто прибегали к такому средству. Если какому-нибудь лешаку нужно было напугать человека, чтобы тот отказался от затеи идти дальше в его лес, то он мог заухать совой, захохотать диким голосом, заржать как-нибудь – не важно как именно, главное, чтоб стало страшно. Русалки частенько соблазняли охочих до женского пола мужиков ласковым, журчащим как ручеёк смехом, а болотник, дабы заманить путника к себе на болото и погубить его там, мог просить о помощи человеческим голосом, плакать, мычать коровой и выдумывать тому подобные заманихи.
Так вот, Фитун с Хамуном сидели на клумбе и разглядывали людских ребятишек, бегающих прямо перед ними. Девчонки играли в «классики», прыгая на одной ноге и пиная жестяную баночку из-под леденцов, а пацаны носились тут же, играя в догонялки. Детишки галдели, а их мамаши и бабушки сидели неподалёку на лавочках, обсуждая последние городские сплетни и новости. В общем, был обычный теплый июньский вечер. «Какие они всё-таки страшненькие – люди эти, особенно когда маленькие, – думал Фитун, разглядывая трех девочек, которые скакали прямо перед ним по квадратикам, нарисованным мелом на асфальте. – Кожа чистенькая, гладенькая, ножки-ручки ровненькие, глазу зацепиться не за что».
– Да ты просто пойми, – продолжал Хамун, – карьерист он, вот и всё. Чего с него взять-то? Ему нужны эти показатели, ну так дай их ему, вот и отстанет. Делов-то на понюшку табаку. Он потянулся во весь свой огромный рост, хрустнув косточками, и лёг на траву.
В это время из подвала на свежий воздух стали друг за дружкой выходить кикиморы – новоиспеченные помощницы домовых «многоквартирников». Первые, выйдя на улицу, начинали щуриться от яркого солнца и резко останавливались, а идущие следом, тут же тыкались в их спины. «Ни дать, ни взять – курицы бестолковые», – Фитун сплюнул травинку и отвернулся. Потоптавшись на месте, кикиморы стали расходиться в разные стороны. Одной из последних из подвала вышла «курточка с адидасовскими полосочками».
Хамун присел обратно и пихнул локтем Фитуна:
– Глянь, моя идёт, – громко шепнул он ему и крикнул кикиморе в синем платочке. – Эй, красавица! Пошли ко мне в помощницы! Я тебя быстро всему научу! И он громко заржал как хороший жеребец.
Кикимора молча поправила платочек, спрятав под него свои торчащие пушистые ушки и, не глядя на сидящую на клумбе парочку, быстро прошла мимо, отвернув в сторону свою мордашку.
Фитун невольно проводил взглядом её аккуратную фигурку, а Хамун крикнул вслед:
– Фу ты, ну ты, лапти гнуты! Какие мы гордые! Разговаривать даже не хотим!
Как оказалось, ни Фитуну, ни