Домовые зашептались, оглядываясь на стоящих в дальнем углу кикимор – теперь стало понятно «чего они припёрлись сюда». Кто-то пытался отгадать, кому какая помощница достанется, начались сальные шуточки, тем более, что большинство домовых были не семейные, и вопрос близкого сотрудничества с противоположным полом вызывал у них неприкрытый интерес.
– Слышь, – Хамун Загайщик пихнул своим здоровенным локтем под бок Фитуна, смотря при этом в дальний угол, – ты какую бы хотел в помощницы? Мне вон та глянется – возле стенки стоит в черной курточке с адидасовскими полосочками. Видишь?
Кикиморы от такого пристального внимания смутились ещё больше и вообще забились в самую темень так, что их и разглядеть-то стало невозможно.
Фитун отодвинулся от Хамуна и, сложив руки на груди и уставившись на свои сандалии, одетые на босу ногу, сделал вид, что не расслышал его слов. Плевать ему было на этих кикимор с высокой колокольни. Он вспоминал первые пятьдесят лет своей бытности домовым.
Надо сказать, что по меркам не́жити Фитун был довольно молод – ему было всего-то сто восемьдесят годков, сто из которых он пребывал в должности домового. С горем пополам, но он дослужился до второй категории, хотя все из его выпуска получили её ещё лет пятьдесят назад.
Так вот, первые пятьдесят лет Фитун печали не знал, служа домовым в небольшом деревянном доме, где сперва жили старики, а когда свезли их на городское кладбище, то стал жить их сын со своей семьей: он сам, его жена, а потом с годами добавилась и пара ребятишек. Дом этот как раз стоял на одной из уже упомянутых Заречных улиц N-ска, а именно – на Третьей. Тогда Октябрьского проспекта и в помине ещё не было, а из всего транспорта в городе в те годы были лишь телеги летом, да сани зимой.
Конюшня – мечта любого нормального домового, была и при этом доме. Летом Фитун любил обустраиваться именно в ней, тем более, что конюшника своего там не было. Здесь он подолгу вечерами болтал о том, о сём с хозяйской кобылой Стрелкой, отгоняя от неё березовой веточкой назойливых мух. Стрелка махала головой и довольно фыркала. И очень уж нравился Фитуну