Исписав девять листов, Федор Леонтьевич передал их князю. Тот торопливо поднялся с ними к себе, посмотрел на часы – было за полночь. Царь, видимо, уже спал. В монастыре он вел себя тихо, смирно, во всем положившись на матушку и Голицына, спал рядом с женой, чему та зело радовалась.
Сев за стол, придвинув к себе шандал со свечами, Борис Алексеевич стал жадно читать. Он знал, что Василий Васильевич был невысокого мнения о Петре, нашептывал Софье всякие меры против царя. Мог знать то и Шакловитый и написать о сем. Тогда могло пасть подозрение и на весь род Голицыных. Хотя и отменили местничество, однако, традиции еще слишком живы, чтобы их не слушаться. Да и на самого Бориса Алексеевича могут косо поглядывать: а ни есть ли он, Борис Алексеевич, тайный союзник Софьи и своего братца? Тогда, считай, пропал. Никто не спасет, никакие заслуги.
Но нет, Шакловитый ничего не написал про Василия Васильевича. Может, надеялся на снисхождение князя, а может, Василий так хитро действовал, что Федор Леонтьевич ничего не знал; возможно, что-то иное водило его пером, но на 9 листах не было ни одного упоминания о Голицыне первом. Князь облегченно вздохнул, отложил бумаги и стал готовиться ко сну.
Пока Борис Алексеевич спал ангельским сном, его недоброжелатели не спали. В монастыре сложился кружок бояр, которым зело не нравилось возвышение князя. Они зорко следили за его действиями, ожидая момента уличить Голицына в какой-нибудь хитрости и тем самым умалить его в глазах царя. Да и сам Петруша без особой радости наблюдал, как его воспитатель забрал всю власть в монастыре в свои руки. Первый испуг прошел, и теперь нарастала только злость. Яков Долгорукий, Тихон Спешнев, Троекуров доложили царю, что Борис Голицын умыкнул признательные листы Шакловитого, чтобы заранее их прочесть и вырвать все то, что клонило бы ко вреду Васьки Голицына.
Ранним утром один из друзей-собутыльников князя поспешил к нему.
– Вставай, вставай, Борис Алексеевич,– тормошил он крепко спящего князя.
– В чем дело?– недовольно спросил князь, проснувшись.– Ты что, по шее захотел? Кто тебе разрешил тревожить мой сон? Я в два часа ночи заснул.
– Беда, беда,– закричал приятель.– Вставай немедля, ежели не хочешь, чтобы за тобой пришли с оружием.
– Что такое?– серьезно всполошился князь, поднимаясь с постели и свесив ноги.
– Бояре пожаловались царю, что ты задержал листы Шакловитого, чтобы вымарать все, что касаемо Василия Голицына.
– Да ты что?– вскричал Борис, вскакивая на ноги.– Вот сучьи дети. Так и ждут моих оплошек.
Голицын по-настоящему засуетился, наскоро оделся, схватил бумаги и помчал к царю. Тот давно уже был на ногах и не в духе.
Написал