Сколько смертей Вика видела, пока училась и работала в больнице. Много, мало?
Люди рождаются и умирают, это совершенно естественный процесс, как и старение людей, увядание растений.
Смерть – это естественно.
Но Вика оказалась к ней не готова. Совершенно. Она бабахнула по ней, сбила с ног, вышибла все мысли из головы.
Ее бабушка, любимая и обожаемая бабушка, умерла. В прекрасный погожий день, когда солнце стоит высоко-высоко и сладко греет воздух, небо голубое и ясное, в кружевах белых облаков. Птицы поют и щебечут.
Отличный день для похорон.
Вика долго не верила. Даже, когда бросила все дела, работу, и примчалась в другую страну, за тысячи верст от дома, не верила. Когда прочитала заключение патологоанатома, не верила. Когда помогала с организацией поминок, звонила в ритуальное бюро и сообщала всем многочисленным родственникам, – не верила.
А сейчас, слушая заунывную речь священника, глядя на толпу абсолютно не важных, для нее лично людей, поверила. Осознала.
Но, почему-то не прониклась горем, не отличала нового оттенка боли в своей душе от потери, а смерть такого человека, как Екатерина Михайловна, это будто смерть целой эпохи и что-то внутри должно было у нее поменяться.
Или она настолько привыкла к страданиям за эти годы, что уже просто не ощущает ничего?
Почему ей не больно?
Грустно и печально, да. Но, почему смерть женщины, которая была ей ближе матери, воспитала ее, не затронула и не сломала ее?
Может, она какая-то ненормальная стала?
Интересная мысль. Но, как-то немного… запоздалая. Очень бы хотелось, чтобы все это было лишь выдумкой воспаленного мозга или сознания, но только реальность может быть настолько жестокой.
Возможно, дело в том, что Вика себя морально готовила к этому дню? Подсознательно понимала, что еще пара лет, и ей позвонят и скажут, что бабушки больше нет?!
Бабуля храбрилась, и по телефону всегда отвечала бодро и весело, но… Ей было восемьдесят пять. Она родила пятерых сыновей, помогла вырастить всех своих внуков, похоронила мужа, с которым прожила шестьдесят лет душа в душу. Она была старой. Ходила с палочкой, и с каждым годом «росла вниз», как сама говорила. Память подводила все больше, а за последние полгода она стала всё забывать, путалась в датах, именах, событиях.
Она медленно умирала, и никто не мог этого изменить.
Поэтому ли ей не больно? Вика, как единственный врач в их семье все понимала, видела и подмечала, готовила себя морально к этому дню, смирялась?!
Твердая и сильная рука брата опустилась на ее плечо, и она подняла на него взгляд. Он тоже храбрился, стиснул зубы так, что желваки заиграли, но подбородок обиженно дрожал, и глаза были полны непролитых слез.
– Пойдем, – он мягко обхватил