***
Тугие струи ледяной пыли резали лицо, причиняя резкую боль, несмотря на то, что кожа практически потеряла чувствительность. Из белой пурги выплывали стволы деревьев, проваливались назад и навсегда исчезали, создавая между Яковом и зоной плотную стену.
Он шел больше трех часов. Через сорок минут начнется перекличка, и он не сможет поднять руку, когда назовут его фамилию.
– Чивин Яков!
Тишина будет капать на бетонный пол, сотни глаз, не моргая, уставятся в пространство, стараясь не привлекать к себе внимания.
– Чивин Яков!
По задним рядам пройдет шепоток, пустит волну вперёд.
– Тишина! Заключенный номер четыреста пятьдесят два ноль тридцать восемь, Чивин Яков Михайлович! Поднять руку!
Никто не поднимет руку. Вот он, Чивин Яков Михайлович – или это его тень, идёт сквозь тайгу навстречу завывающий пурге, чтобы найти здесь свою смерть.
Он надеялся, что непогода отобьет запах. Другого шанса уйти далеко не было – он был не первый и не последний, из тех, кого приводили назад. Ничего хорошего после этого не происходило. Яков натянул повыше засаленный шарф и ещё больше наклонился вперед – встречный ветер держал его в своих объятиях, не давая упасть, отталкивая назад.
Он шел вперед, не обращая внимания на боль. Он привык всегда идти, не останавливаясь, всегда вперёд и вперёд. Он создал свою маленькую империю, шагая упрямо, не поворачивая, не оглядываясь и не сдаваясь. Они делали отличные, высокотехнологичные вещи, и их уважали на рынке. Все было так правильно.
Пока он не стал получать прибыль. Прибыль стала началом конца. Она росла и росла. Часть прибыли он тратил на развитие, часть на себя. Еще часть откладывал, делая это с умом. Именные чеки, офшоры, иностранные банки, акции крупных международных корпораций. И, наконец, настал день, когда он стал слишком заметен.
Об этом не ходили легенды – все сделали тихо и аккуратно, как водится, на глазах у всех. Полицейские опечатали офис, оборудование изъяли, в доме Чивина нашли наркотики, а через два долгих месяца коррумпированного судебного процесса он уже ехал по этапу сюда, в сибирскую тайгу, с билетом в один конец. Его имущество было конфисковано, счета арестованы. Но он не складывал все яйца в одну корзинку, и кое-что проскользнуло между жадных пальцев временщиков.
Он шел двое суток. Просто шел, не думая ни о чем, пока, в конце концов, не упал лицом в снег. Мягкое покрывало пурги накрыло его, и беглец отключился.
Ему снился карцер. Третий карцер в его жизни. Ему сломали три ребра в камере, а потом охрана засунула его сюда. В карцере не было света, не было звука. Была только боль. Она стучала в висках, скатывалась вниз, к животу, поднималась к груди. Только в этот раз больше болели пальцы. Пальцы ног – они просто горели огнем. Он подумал – странно, били его в грудь и по спине, а болят пальцы. Яков проснулся.
Он лежал, засыпанный снегом. Тепло его дыхания проделало в насте маленькое отверстие, через