– Надо скорее ехать в деревню…, – прошептала она и бросилась к лошади…
…Солнечные лучи освещали убогую, покосившуюся хижину, построенную из соломы смешанной с глиной, как и большинство крестьянских домов того времени. На крыльце этого дома, прислонившись спиной к стене, сидела одинокая девушка. Ветерок слабо трепал ее светлые, как лен, мягкие волосы, каскадом рассыпавшиеся по плечам. Их поддерживала повязка из ленты, чтобы они не падали на глаза девушки, глубокого серо-голубого оттенка, которые сейчас с выражением дикой тоски смотрели по сторонам. Девушка была одета в простое белое платье, с вышитым воротом, завязанном шнурками, тонкую талию перехватывал поясок, свитый из веревочек.
Это была Селена. После случившегося с ней, девушка, едва оправившись от надругательства, осталась жить в крестьянской деревне, поселившись в пустом, полуразрушенном доме. Остальные крестьяне относились к ней по-разному, ведь она была чужой здесь, ее привезла с собой Аманда. Женщины, большинство из них, жалели ее, а вот мужчины считали едва ли не продажной девкой, ведь многие помнили Такера и знали о его любви к служанке баронессы. Поэтому Селена почти ни с кем не общалась, но ее глаза всегда с тоской смотрели на дорогу – бедная девушка все ждала, что ее подружка вернется за ней, однако, искать ее Аманда, видимо, не спешила.
В последнее время и без того слабое здоровье несчастной девушки пошатнулось еще больше. Ей казалось, что все закончилось, осталось лишь забыть пережитый ужас и унизительную близость с убийцей, но, видимо, волнение и страх снова дали знать о себе. Порой девушке бывало так плохо, что она с трудом могла заставить себя встать с постели. Очень часто, особенно по утрам, ее мучили головокружения, такие, что земля под ногам качалась, а в глазах мелькали цветные пятна. Девушке приходилось несколько минут стоять, держась за спинку кровати, чтобы не упасть.
В последние несколько дней каждое утро начиналось с того, что Селена, зажав руками рот, стремглав бежала к корыту, и ее выворачивало наизнанку, при том, что девушка почти ничего не ела. Один запах или вид любой еды вызывал у нее похожую реакцию, в конце концов, единственной пищей, которую принимал измученный бесконечной рвотой желудок, стали вареные яйца и кусочки смоченной в меду пшеничной лепешки. От такой еды и без того похожая на тень девушка, побледнела еще больше, кожа ее стала прозрачной, глаза ввалились, и под ними залегли синие тени, как говорили в деревне, краше в гроб кладут. Но Селена и не думала жаловаться кому бы то ни было. Единственная, кто ей сочувствовал, была старая повитуха, она навещала девушку и заваривала для нее лечебные травы. Впрочем, питье любых отваров заканчивалось примерно одинаково – едва Селена делала два-три глотка, как целебное питье фонтаном выплескивалось обратно. Состояние девушки беспокоило старуху, смутно она понимала причину недомогания, но не знала, как сказать об этом Селене. Повитуха