56
Например, население города драматично сократилось, поскольку мужчины ушли на фронт (на Первую мировую войну, а затем на Гражданскую), а семьи уезжали в поисках продовольствия в сельскую местность. Во время Гражданской войны войска белых под командованием генерала Юденича недолгое время осаждали город. Примечательные описания холода, голода и страданий в Петрограде во время блокады 1919 года см. в эссе Виктора Шкловского от 1920 года «Петербург в блокаде» или в рассказе Евгения Замятина «Пещера», написанном в 1920 году и опубликованном в 1922‐м (см.: Замятин Е. Собр. соч.: В 5 т. / Сост. Ст. Никоненко и А. Тюрин. Т. 1. М.: Русская книга, 2003. С. 548).
57
Гинзбург 2002. С. 72. Когда Гинзбург и Типот учились в Одессе, в круг их друзей входил Александр Наумович Фрумкин (его первая жена, Вера Инбер, тоже была другом семьи). По рассказам Гинзбург ее племяннице, Шура Фрумкин говорил о химии так вдохновенно, как мало кто говорит о поэзии (Соколова Н. В. С. 5).
58
Гинзбург 2002. С. 192.
59
Там же. Также: ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. Дневник 1920–1922 гг. С. 42–43.
60
Гинзбург 2002. С. 21. Гинзбург бросила писать стихи в возрасте 22 лет, когда выбрала себе профессию и призвание.
61
ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. Дневник 1920–1922 гг. С. 67.
62
Там же. С. 128–130.
63
Гинзбург 2002. С. 41. Запись датирована июлем 1927 года.
64
Это были Троцкие, позднее Тронские (фамилию они сменили вынужденно, чтобы перестать быть однофамильцами Льва Троцкого). Нина Лазаревна Гурфинкель (1898–1984) была одной из ближайших подруг Гинзбург в детстве и юности. Их дружба продолжалась и после того, как Нина Гурфинкель (ее фамилия писалась латиницей как Gourfinkel) эмигрировала в Париж. Информацию о биографии Нины Гурфинкель и библиографию ее научных работ по славистике см.: Schatzman R. Nina Gourfinkel // Revue des etudes slaves. 1991. 63, 3. Р. 705–723. Гинзбург дружила и со старшей сестрой Нины, Марией Лазаревной, которая вышла замуж за филолога-классика Иосифа Троцкого, позднее сменившего фамилию на Тронский. Эта супружеская пара помогла Гинзбург поступить в Институт истории искусств. Как я узнала от Ксении Кумпан, изучавшей историю Института, в 1922 году прием студентов не был ограничен временными рамками и многие студенты поступили в это учебное заведение в ноябре или декабре. Возможно, Гинзбург даже не экзаменовали. Делу помогло то, что она уже знала французский и немецкий языки. В записной книжке 1929–1931 годов Гинзбург сделала запись, которая подтверждает версию, что ее приему в Институт поспособствовали Тронские: «Милый Коля [Коварский], и он, сам того не подозревая, участвовал в действе моего профессионального воскресения: во-время доклада он встал, чтобы зажечь свет в темнеющей аудитории – это показалось мне лестным; на другой день он пришел к Мар. Лаз.