Только на четвертый день после этого случая приехал за нею экипаж, но минувшие три дня были удивительно тяжелы для Мэри. Образ Ван-дер-Хольма, как кошмар, преследовал ее и, сверх того, мучила необъяснимая жалость и жгучее желание видеть его. Ночью ей слышался будто голос, звавший ее, и ее сердце тревожно билось. Эта внутренняя тревога была для нее еще и тем тяжела, что она должна была скрывать ее от окружающих. Она никогда не говорила матери, что очертя голову бросилась в изучение темной области магии, боясь волновать больную из-за страшного вынесенного ею удара и жизненных лишений, тяжело отразившихся на Суровцевой и маленькой Наташе, вообще слабой и малокровной.
С тяжелым сердцем, мучимая тоской, от которой трепетала каждый раз, вошла Мэри в таинственный дом.
Ван-дер-Хольм принял ее в библиотеке. Он сидел в кресле, бледный и осунувшийся, точно призрак, а лихорадочно блестевшие глаза его глубоко впали. Кот был на своем месте, на спинке кресла. Мэри выразила свое живейшее сочувствие.
– Разве нет средств, чтобы облегчить вашу страшную болезнь? – спросила она, дружески пожимая его влажную, ледяную руку.
Горькая усмешка искривила губы Оскара Оттоновича.
– Если даже такое средство и существует, то его трудно достать.
– Что же это за лекарство? – удивленно спросила Мэри.
– Смерть. Только она избавит меня от моих телесных страданий. Если бы я мог умереть… но я этого не могу!..
– Не можете умереть? Почему? Как можете вы быть лишены конечного освобождения, дарованного каждому Божьему творению! – возразила Мэри, смотря в красивое, мертвенное, искаженное страданиями лицо собеседника с любопытством, подернутым чувством страха и сожаления.
– Тсс! – произнес Оскар Оттонович, поднимая свою прозрачную, точно восковую руку. – Не произносите здесь никогда этого имени. Разве вы не понимаете, что здесь вы находитесь в области врага Неба? – Он стремительно встал и легкий румянец покрыл его бледные щеки.
– Мэри, освободите меня! Я завещаю вам все: мое имя, богатство, знание: все, все! Вы навсегда избавитесь от бедности, а я облеку вас в страшную мощь за бесценное благодеяние – дать мне умереть, выйти из этого обреченного разрушению тела и избавиться от переживаемых мною страданий. Увы! Ведь я же не всегда был проклятым и только нужда да голод толкнули меня в ад.
При этих словах кот вскочил, изогнул спину и зарычал со свистом, а зеленоватые глаза его сверкнули адской злобой и точно метнули искры.
Ван-дер-Хольм пришел в страшное раздражение.
– Молчать, чудовище!. – крикнул он, поднимая сжатый кулак и делая знак, фосфорически блеснувший в воздухе..
Кот пронзительно взвизгнул, а хвост и вся шерсть его встали дыбом, потом он пластом упал на