– И вы добились успеха? – спросила мисс Морли.
– Да, но до той поры мне пришлось крепко подружиться с нуждой, и часто, оглядываясь на свою прошлую жизнь, я просто диву давался, что тот лихой, безрассудный, сумасбродный, расточительный драгун, выпивший море шампанского, и этот человек, сидящий на сырой земле и грызущий заплесневелую корку в пустынном, Богом забытом краю, – одно и то же лицо. Я жил среди всякого сброда, я стал для него своим человеком, но моя любовь к жене уберегла меня от пьянства и разврата. Голодный, худой, изможденный, я взглянул однажды на себя в осколок зеркала и ужаснулся, увидев в нем собственное лицо. Но я продолжал работать, работать, работать – несмотря на разочарование, отчаяние, ревматизм, лихорадку, голод, побывав у самых врат смерти, – я работал, работал, работал, пока не прошел свой путь до конца. А в конце меня ждала победа.
– Какой же вы молодец! – с восхищением воскликнула мисс Морли.
– Молодец? – усмехнулся Джордж Толбойз. – Но разве я боролся не ради своей любимой? Разве не ее нежная рука вела меня все эти годы к счастливому будущему? Разве не она сидела рядом со мной в драной брезентовой палатке с сынишкой на руках? Однажды, туманным утром, когда жизнь моя, казалось, дошла до края, я открыл месторождение золота и в одночасье стал самым богатым человеком в нашей маленькой колонии. Я поспешил в Сидней, и за все, что мне удалось добыть, я выручил 20 тысяч фунтов[23]. Прошло еще две недели – и я взошел на борт этого судна, чтобы вернуться в Англию. Десять дней – еще десять дней, – и я увижу свою любимую.
– Но разве за все это время вы не написали ей ни строчки?
– Единственное письмо я отправил ей за неделю до отплытия «Аргуса». Не мог я ей писать, когда вся жизнь виделась мне в черном свете. Не мог писать, отбиваясь от собственного отчаяния и смерти. Я жил, ожидая удачи, и, когда она пришла ко мне, я написал жене, сообщив, что появлюсь