– Все это хорошо, Фиби, когда куры денег не клюют, – отозвался Люк. – Так что ты свои-то не больно транжирь: они нам пригодятся, когда мы поженимся.
– А кем она была в доме у мистера Доусона каких-нибудь три месяца назад? – продолжила девушка, словно не слыша того, что сказал ей брат. – Такой же служанкой, как и я сама! Работала за плату, и работа у нее была потяжелей, чем у меня. Видел бы ты ее блузки и юбки, Люк! Все – старое, поношенное, заплатанное, хотя и в этом, признаться, она смотрелась королевой. А сейчас мне, горничной, она платит больше, чем сама получала у мистера Доусона. Еще недавно я видела, как она выходила из гостиной, сжимая в кулачке несколько соверенов[26] и несколько серебряных монет – ее плата за три месяца, – а поглядел бы ты на нее сейчас!
– Не думай ты о ней, – сказал Люк, – подумай лучше о себе. А что, если мы откроем пивную, а? На этом деле можно заработать кучу денег!
Девушка сидела, по-прежнему не глядя на своего жениха, и ее бледные серые глаза были устремлены на темно-красную полоску заката, медленно угасавшую за стволами деревьев.
– А посмотрел бы ты, какая роскошь в доме, Люк, – сказала она. – Это снаружи – старье да рухлядь, а полюбовался бы ты на комнаты миледи – сплошные картины, позолота, высоченные – от пола до потолка – зеркала. Потолки расписные – дворецкий говорит, это стоило не одну сотню фунтов, – и все это – для нее.
– Что и говорить, повезло ей, – пробормотал Люк с ленивым безразличием.
– А видел бы ты ее, когда мы были за границей! Тамошние джентльмены толпами ходили вокруг нее. И сэр Майкл нисколько не ревновал. Наоборот, он даже гордился тем, что его жену принимают с таким восхищением. Слышал бы ты, как она смеялась над своими поклонниками и как беспечно отвергала их комплименты! Где бы она ни появлялась, все сходили от нее с ума. Сколько времени оставалась она на одном месте, столько и было там разговоров о ней и только о ней.
– Будет она вечером дома?
– Нет, они отбывают с сэром Майклом на званый обед в Бичез. Туда – семь-восемь миль езды, так что вернутся они поздно, не раньше одиннадцати.
– Ну тогда, Фиби, ежели, как ты говоришь, в доме у них красота неописуемая, мне бы хотелось взглянуть на эту красоту – хоть одним глазком.
– Нет ничего проще. Мистер Бартон, дворецкий, знает тебя в лицо и не станет возражать, если я покажу тебе лучшие комнаты в доме.
Уже почти стемнело, когда парень и девушка вышли из кустарника и медленно направились к дому. Дверь, что они отворили, вела в людскую, рядом – комната, где проживал дворецкий. Фиби Маркс, получив разрешение показать дом родственнику, зажгла свечу от фонаря, освещавшего людскую, и велела Люку проследовать за ней на другую половину дома.
В длинных коридорах, обшитых черными дубовыми панелями, было сумрачно: свеча, которую держала Фиби,