нарвался на жёсткую отповедь, не оставившую от рассказа камня на камне, как это видно из его признания (оно примыкает к той записи, что процитирована ранее, имея, правда, все признаки позже добавленного «автокомментария»): «Крепко, однако, получил я по мордасам, хрен его знает, откуда берётся такая самоуверенность: чуть написал что-то и возомнил себя чуть ли не гением, а ведь на самом деле вшиварь, и всё же рад по малейшему поводу трубить об успехах». Куваев не поспешил сбросить «Таёжного сторожа» со счетов, надеясь, что его рано или поздно удастся куда-нибудь пристроить. Составляя список творческих планов на ближайшее будущее (планы эти, как он пишет, лежат у него «в голове пачками», что также доказывает неслучайный характер литературных занятий), Куваев перечисляет три «близлежащих» текста, не давая, правда, характеристик их жанровой принадлежности. Первый из них, «Снежный человек», предназначается для журнала «Техника – молодёжи» (можно предположить, что это должен был быть документальный очерк, основанный на личных впечатлениях автора от того извода мифа о йети, который бытовал в горах Киргизии, но, учитывая издательскую политику журнала, не менее обоснованным будет и отнести текст к рубрике «Клуб любителей фантастики»). Два других, «Таёжный сторож» и «Цыбиков», нацелены на публикацию в журнале «Вокруг света». Нетрудно догадаться, что «Таёжный сторож» – это тот самый уже кем-то отвергнутый рассказ, а «Цыбиков» – биография Гомбожаба Цыбикова (1873–1930), знаменитого путешественника и буддолога, прославившегося посещением под видом паломника в 1899–1902 годах Тибета (иностранцам посещение этой страны в тот период было запрещено и каралось смертью). Ни один из этих текстов не появился ни на страницах названных журналов, ни где-либо ещё. Но если о «Таёжном стороже» мы точно знаем, что он существовал (никаких следов этого рассказа в архиве Куваева обнаружить, увы, не удалось), то «Снежный человек» и «Цыбиков» так и остались лежать в «пачках» невоплощенных проектов. Было бы, однако, ошибкой считать, что в этих самых «пачках» они почили вечным безмятежным сном.
На самом деле оба они дали потомство, легко опознаваемое в различных «артефактах» дальнейших этапов куваевского творчества. Так, тематика очерка «Цыбиков», понимаемая в самом широком смысле (удивительные приключения отважного одиночки, прошедшего там, где до него не сумел побывать никто), была реализована в документальном этюде «Странная судьба Никиты Шалаурова», посвящённом отважному промышленнику-мореходу XVIII века. «Технико-молодёжный» этюд о снежном человеке, вероятно, пробудил интерес Куваева к криптозоологии. Интерес этот воплотился впоследствии в очерке «Самый большой медведь», напечатанном, подчеркнём, в журнале «Вокруг света», который превратился в итоге в пункт постоянного базирования Куваева-писателя и Куваева-журналиста.
Проблема поиска криптидов, созданий, чьё существование считается маловероятным или недоказанным, всегда была для Куваева чем-то бо́льшим, чем просто увлечение или
