То было нечто другое…
Мужчины и женщины могут говорить, что угодно о сексуальных опытах, но мало для кого секс – настоящая обыденность, если, конечно, речь не идет о проституции. Даже в многолетнем браке у секса есть вкус, но люди насильно заставляют себя ничего не чувствовать, потому что испытывать наслаждение – это тоже труд. А вот страдать или безразличествовать ничего не стоит.
И дело тут не в любви. Любовь – слишком обширное понятие, им можно объяснить при желании совсем все.
Я любил тебя, Марта. И люблю до сих пор. Но если бы желание твоего тела и любовь к тебе были одним и тем же, это чувство давно бы изжилось и пропало. Они не были одним. И не существовали по отдельности.
Я помню, как входил в тебя и учился дышать с тобой в такт. Может, я и не был самым феерическим твоим любовником, зато я был твоим. Мне нравились твои руки на моей спине. Нравились следы твоей губной помады на моей шее. Знаю, у многих такие проявления страсти вызывают отчуждение. А я разглядывал их как ордена.
– Куда ты смотришь?
– Ты меня оцарапала.
Ты сидела голая на кровати за моей спиной, я видел тебя в зеркале на шкафу. Ты казалась маленькой и прозрачной, потому что солнце делало светлой всю тебя – волосы, руки, колени. Белое одеяло и белые подушки превратились в дым. Ты купалась в нем с торжествующей небрежностью.
– Ох, прости…
– Ты же не специально.
– А что если специально?
– Тогда тем более не извиняйся.
Длинные коричневые пятна с чернильным отливом иногда появлялись у меня в тех местах, где ты надолго останавливала поцелуи. Но они светлели и пропадали уже к вечеру, если мы наслаждались друг другом с утра. Или же к утру следующего дня кожа становилась чистой, первозданной и гладкой, если выдавалась нам бессонная ночь.
Чуть свет проснувшись и осмелев, ты поддевала волоски у меня на груди ногтем указательного пальца и спрашивала:
– Давай сбреем?
– Нет, Марта, нет!
Наша квартира была мала, еще меньше второго этажа дома, где я находился в данный момент, так что сбежать от тебя я не мог, как бы ни пытался. Впрочем, я и не пытался. Только делал вид, что пытаюсь.
Сейчас же я делал вид, что хочу остаться, а в самом деле сбежал бы без оглядки, отвернись Мали всего на секунду.
Она спросила глазами, в чем дело. Я пожал плечами, стал расстёгивать рубашку. Подумал и застегнул все пуговицы обратно. Мали начала недовольно ворчать что-то на своем языке – шутила ли, пыталась ли спорить – я не разобрал. Понял только, чего она хочет, когда, подойдя, она наглым образом обыскала мои карманы.
– Да, да, – успокоил я ее. – У меня есть презервативы, – и показал купленную