И малейшие признаки грязи
за порог он всегда отторгал.
Много было прекрасного в том,
что отца от сибирских морозов
каждый раз согревал этот дом,
и от вас троекратную дозу
поцелуев, объятий и слов
получал он накопленной чашей.
В чем могла проявиться любовь?
В том, какие порою Ты даже
сумасшедшие трюки творила:
чтоб от школьных занятий отлынуть,
Ты мороженым горло студила,
так хитро заработав ангину.
Достигала одной только цели:
позабыв уйму прочих забот,
был сиделкой Твоей всю неделю
сам отец. Целый день напролет
услаждал он Твой слух новой сказкой,
как проказливый кот Клафердон
был любовью Фаншетты обласкан,
тайно к ней пробираясь в ваш дом.
А Фаншетта, рассказом польщенная,
языком нанося маникюр
на свои коготочки точеные
подтверждала все важно: «Мур-р-р – мур-р-р».30
Как никто, мог отец ободрить
и утешить в Твоих неудачах.
Был с улыбкой готов объяснить:
«Нет нисколько причины для плача,
Что не приняли в школу балетную —
обретёшь в новом деле отраду,
станешь Ты пианисткой известною —
мне сыграешь Шопена «Балладу».
Нет, в присутствии папы болезнь —
не беда, а одна только радость:
он Тебе предоставлен был весь!
Хоть вливали микстурную гадость
в рот капризный, да попку кололи —
все терпела. Ты знала: он скоро,
чуть побыв, вновь умчит на гастроли.
Папа дома – какая тут школа!
Школа – это пята Ахиллеса,
Настроенья дурного источник.
Все предметы – сплошная тьма леса.
От науки, водою проточной,
протекающей в шлюзы ушей,
крох, потребных душе, было мало,
и для роста полезных дрожжей
среди них Тебе не попадало.
В пресном запахе школьного варева
не улавливалось благовония,
не поверить дотошною алгеброй
романтичной натуры гармонию.31
Но романов священную пыль
Ты вдыхала всегда с упоением.
Полки книг, что отец накопил,
основным Твоим стали чтением.
Райский остров Тебе огорожен
переплётов высоким забором.
Влезши в Пятницы тёмную кожу,
Ты делила судьбу с Робинзоном.32
Под свистящую музыку шторма,
натянув свои нервы, как ванты,
с Мэри, Робертом шла Ты упорно
на опасные поиски Гранта.33
Небеса в мире странствий синее,
и с улыбкою