– Да я и не лезу с распросами. Я вообще не имею этой привычки – лезть в чужую душу. Дети есть?
– Есть. Сын, дочь.
– Взрослые?
– Да.
– А жена, родители? – Сигорд опять оскалил остатки зубов, но уже с некоторым раздражением, без улыбки.
– Это ты так-то не лезешь и не имеешь таких привычек, да? Не помню, я же тебе внятно сказал. – Сигорд не докурил почти треть сигареты и швырнул ее в унитаз.
– Ну все, все… Чего ты сразу распсиховался…
– Ничего. Я же тебя не спрашиваю? Не расспрашиваю.
– Это потому, что ты боишься.
– Чего это я боюсь?
– Что я начну подробно отвечать.
Сигорд прислушался к себе, засопел, не выдержал и рассмеялся, атмосфера разрядилась.
– Это ты верно меня пришпилил, не выношу чужих рассказов о «поломатой» жизни, да и сам помалкиваю. Я лично всем доволен.
– Оно и видно. Ну что, поехали обустраиваться? Ты что себе планируешь?
– Залезай. Ничего не планирую, завтра отсюда сдергиваю.
– А спасение души и тела? Ты же их уверял, что хочешь получить работу и крышу над головой?
– Я солгал.
– Да? В этом вместилище святости ты посмел солгать? Ну и?..
– Дальше буду бомжевать, есть у меня точка, пока живу, а там видно будет. А ты?
– У-у… Смотри, в черный список занесут, фиг потом у них переночуешь. Я здесь на неделю как минимум. Пока мне Пиночет колеса починит, да пока я более-менее отъемся здесь… Они меня знают, я калека без фуфла, алкоголизмом не отягощен, воровать толком не выучился… – Титус притворно вздохнул.
– А учился?
– Куда мне? – Титус вытянул руки ладонями вверх – две огромные сплошные мозоли подковами. – У меня же обе руки заняты, я ими хожу по белу свету, тележку свою катаю. Да, теперь я сюда, на побывку, а пока баба моя пусть от меня отдохнет недельку, а я от нее.
– Так у тебя что, и баба имеется?
– Регулярно имеется. А ты что думаешь, она бы иначе к себе жить пустила? Не-е-ет, бабы, брат, это такой практичный народ… Имеется, конечно. Но если говорить об удаче и материальных ценностях, даже и с моими руками-крюками – если что где подвернется – украду, естественно.
Ночлежная комната, небольшой зал на два десятка комнат, постепенно наполнилась гостями-постояльцами и их запахами, и несмотря на то, что суровые самаритянки-спасительницы дело свое знали, ежедневно и неустанно дочиста отскабливая людей и помещения от грязи, пахло в комнате довольно сильно, можно сказать смердело.
– Бывает – напердят, надышат, струпья расчешут – под утро хоть вешайся. Если насморк пробьет – считай повезло. Ну что, спать?
– А кто такой Пиночет?
– Я же тебе рассказывал, завхоз местный, из бывших воспитанников. Но все равно сохранил от прежней жизни привычку к пьянству и добросовестному труду – руки у него на месте. Я ему по электрической части помогаю, когда я здесь, в электрике он, можно сказать, не петрит. Кличка у него такая и зовут его Аугусто, тезка он мне. Только у него имя Август, а у меня фамилия… Спишь уже?
Нет,