На редких остановках все жадно слушают сводки Совинформбюро, а они с каждым днём тревожней. Пали Гродно, Барановичи, Минск. Навстречу все чаще санитарные поезда. Все ближе фронт…
«Так и не доехал до фронта…»
Коробков А. А:
– На какой-то станции напротив нашего эшелона стояли открытые платформы с ранеными в грязных, окровавленных бинтах: Некоторые из них кричали: «Братки, берегитесь, вот нас какими оттуда везут…». Наш эшелон тронулся, и вдруг вижу: какой-то лейтенант спрыгнул из вагона и побежал к этим платформам с ранеными. В спину ему сразу же несколько выстрелов из винтовок… Еще одного труса расстреляли, едва приехали на фронт. Он выстрелил себе в руку. Заставили выкопать ямку и расстреляли перед строем…
Тюкаев В. Г., помощник начальника штаба 771-го стрелкового полка, полковник в отставке:
– Где-то за Москвой в наш эшелон сели двое летчиков со сбитых самолетов, которые стали рассказывать о положении на фронте: «Немцы бросили против нас большое количество танков, артиллерии, самолетов, на некоторых участках фронта наши войска беспорядочно отходят». Их сдали коменданту ближайшей станции, как паникёров…
Набель Н. А.:
– Шесть часов утра, погожее летнее утро, почти все еще спят. Вдруг резкий грохот потряс состав. Я выскочил из вагона, и, падая на землю, заметил в небе два немецких самолета. Одна бомба угодила в вагон, где ехали семьдесят пять человек, вторая в теплушку с лошадьми, третья ударила в рельс второго пути, да так, что кусок рельса вырвало, а концы загнулись, как салазки. Из эшелона выскакивают бойцы, бегут врассыпную в лес. Когда самолёты улетели, пошёл в голову состава, где упали бомбы. В вагоне с людьми бомба пробила крышу и пол, кругом исковерканные трупы. Один убитый висел под вагоном головой вниз, глаза остекленели от ужаса. Весь вагон в кусках человеческих тел, жутко смотреть. В конском вагоне месиво из мяса и костей. Половина туши лошади валяется под колесами, другую выбросило взрывом, у неё нет передней ноги и осколками разворочен живот. Надо пристрелить беднягу, но не могу. Подходит лейтенант: «Ну, что смотришь, стреляй!» – «Да вот пистолет заело!». Наконец выстрелил, чтобы прекратить её страдания. До сих пор в памяти глаза этой лошади, полные слез.
А к станции на носилках несут раненых. Впереди горит вагон, но его никто не тушит: все потрясены внезапной бомбежкой и смертями. Кто-то кричит: «Спасайся! Снаряды горят!» Все снова бегут кто куда. Страшный взрыв – на месте вагона огромная дымящаяся яма. Почти одновременно раздался второй взрыв. Огонь и куски металла падают на пакгауз, над ним вспыхивает столб огня. Снова взрыв, и, наконец, тишина. Подхожу к лежащему на земле бойцу. Лежит лицом вверх, ноги скрестил, лицо закрыл руками. «Вставай, парень», – говорю. А присмотрелся: «Батюшки! В голове кровавая