Моцарт радостно посмотрел на Мартина, а тот пояснил:
«Это послала вам милостивая пани графиня».
Моцарт был восхищён такой оперативностью журналистов: вчера приехал, а сегодня уже в газетах чёрным по белому. А пожелание услышать его игру идёт, безусловно, от всего сердца.
Моцарт рассеянно заканчивал завтрак, он стал обдумывать, как дать почувствовать пражанам свою к ним симпатию, особенно после того прекрасного приёма, что оказали ему в первый же день.
Мартин растворил настежь двери, ведущие из спальни в салон. Моцарт, увидев клавир, вскочил, не допив кофе. В один прыжок был уже возле него и сразу погрузился в клавиши с такой страстью, как если бы мальчишка бросился в воду и стал бороться с волнами, плыть против течения. Клавир распевал, а Мартин сиял от удовольствия. Весь салон с его картинами и фарфоровыми статуэтками будто ожил. Всё вокруг засветилось и заулыбалось.
Тонкие пальцы Моцарта летали над клавишами, а из клавира понеслись чарующие мелодии – истинная музыкальная радость. Моцарт заметил огонь в глазах лакея, и ему этого было достаточно, чтобы играть с вдохновением, подходящим для большого концертного зала. Когда он закончил, повернулся к Мартину и по-дружески сказал:
«Сегодня я играл только для вас, это за то, что вы вчера после обеда меня так мило удивляли».
Мартин с уважением поклонился. В комнате еще не отзвучали радостные звуки клавира, когда чисто и ясно долетел сюда с высоты глубокий звук часов. Моцарт вздрогнул и воскликнул:
«Да это чистое до!» – и быстро начал играть в тональности До мажор с каждым ударом новые гармонии. Они переливались серебром и золотом вместе со звонами и звоночками часов, а Моцарт при этом еще и считал удары: «один, два, три, четыре, пять, шесть…» После десятого его лицо стало выражать удивление, а глаза пришли в ужас: «…одиннадцать, двенадцать!»
Обе руки Моцарта перебрали уже все звоны и звоночки сказочного клавира, который вёл такую доверительную полуденную беседу с часами святого Витта, а сверху к нему летели великолепные, захватывающие сердце, глубокие тоны обеденных колоколов с катедралей, им отвечали остальные башни белого города, до сих пор молчавшего, таинственного, словно немого.
Моцарт притих, он был растроган. Подошёл к окну, отворил его. Свежий морозный воздух ворвался внутрь, наполнил салон новыми звуками. Холодно, закрыл, после чего прошептал восхищённо:
«Музыка века!»
И смотрел, и смотрел на эту бесконечную красоту, проникающую в сердце столетними колоколами, говорящую от имени минувших поколений, которые этот город с любовью строили. Когда звоны прекратились, Моцарт спросил у Мартина:
«Как называется тот костел, напротив, с огромным зелёным куполом?»
И Мартин стал показывать и объяснять:
«Вот это Святой Микулаш, а там прямо напротив нас Святой