Впрочем, кто они, до сих пор оставалось не ясным.
Уршай кричал им короткие фразы на незнакомом языке. Лингвам Ивана выхватывал лишь отдельные слова, не связанные между собой, поэтому не мог понять: предлагал Уршай что-нибудь «удильщикам» или проклинал их. Однако и крики недавнего их сторонника, и надобность, в конце концов, выяснить, кто противостоит ходокам и колонистам, терялось у Ивана на периферии неотложных дел, хотя осознание их походило больше на смутные предположения, чем направленные на конкретные действия.
«Удильщики» подхватили останки убитых Иваном по частям, и купно ушли в поле ходьбы.
– Симон, что будем делать? – наклонился Иван к Учителю.
Слегка оправившийся Симон согнал с лица страдальческую мину, чтобы казаться способным что-либо решать, но вопреки ответу на вопрос осторожно спросил сам:
– Как ты, Ваня, сумел… всех?.. Сюда сразу?
– Подарок Нардита или… самого Времени. Не знаю. Это какой-то временной кокон… скользящий во времени. Я им могу уже управлять.
– Тогда, если ты можешь, надо бы проследить, откуда пришли эти «удильщики».
– А этот?.. Уршай?
– Потом.
– Хорошо. Джордан! – распрямился Иван. Фиманец, как всегда, оказался рядом, едва ли не под рукой Ивана. – Останешься здесь, с ними, – он кивнул на колонистов. – А мы, ходоки, посмотрим за «удильщиками».
Джордан вскинулся, было, готовый к противоречиям, но покорно склонил голову.
– Ты им скажи обо мне, чтобы слушались, а то… Начнут тут…
Колонистам, пережившим в течение короткого срока пребывания в облаке столько непонятных и неприятных действий, связанных с исходом в будущее, явно было всё равно, кто теперь останется с ними за старшего. Они вполуха выслушали Ивана, молча перевели взгляд на Джордана, пытающегося казаться значительным, и вяло покивали в знак согласия.
– Настреляй им дичи, накорми! – уже погружаясь в облако, Иван напомнил Джордану его обязанности.
– Ох, КЕРГИШЕТ! – успел вздохнуть фиманец, провожая едва заметное колебание тени, уходящего в иное время и пространство облака.
Уршай отвечал на нелицеприятные вопросы ходоков.
У Ивана, не знавшего его, создавалось впечатление, что Уршай никогда не пользовался у ходоков почтением. У каждого из них был на него свой зуб. Но и Уршай не страдал особым обожанием к ним. Оттого вопросы и ответы порой уходили далеко в сторону, по мысли Ивана, от темы «удильщиков».
– Как тебя поймали?
– А! Я был у Анассиды, а потом…
– Опять ему наркотики носил? Мы же договорились, а ты, значит, решил, что договор этот не про тебя. Так что ли? – посуровел Симон.
– Ха! Не я, так кто-нибудь другой…
– Кто же, например?
– Ты меня на слове не лови. Мне и без того тошно! Побудешь у них… обрастёшь не только этим, – Уршай дёрнул себя за бороду так, что в его руке оказался клок волос; он брезгливо стряхнул их.
– А тебе не кажется,