– Мешает, – пояснил он, почесывая нос.
Не успела она сдержаться, как сам собой выскочил вопросительный шепот:
– Почему ты не взял Подлеца?
Фу тоже сняла маску. Па оглянулся через плечо. Понизил голос:
– Этому парню не нужна практика в резании глоток.
Не успела Фу переварить этот ответ, как короткую тишину нарушило всхлипывание.
Па подошел к тюфяку. Фу была теперь его тенью. Он опустился на колени в грязь и осторожно подложил руку под затылок женщины. Пот прилепил ее темные волосы к черепу, лицо и руки были фиолетовыми от явной Печати Грешника. Желтая корка вокруг глаз стала крошиться, когда они приоткрылись.
– Болит, – сорвалось с сухих окровавленных губ.
Па обладал множеством голосов. У него про запас имелся голос вождя, чтобы наилучшим образом направлять свою семью Ворон. У него был голос Дворняги, которым он подкалывал Негодницу или разыгрывал Обожателя. У него был голос Па, которым он учил Фу пользоваться зубами, вершить праведный суд при споре, обращаться хоть с павлиньим дворянством, хоть с нищими Сизарями.
Но был у него и еще один голос, тот, которым он говорил, когда впервые принял Фу как свою. Когда кошмары о матери все еще заставляли ее заходиться отчаянным плачем. Когда она сжималась при каждом мелькании белой ткани на рынках. Когда, заслышав топот копыт, удирала с дороги из страха перед Олеандрами.
Он прибегал к голосу Доверия, чтобы унять ее рыдания, успокоить нервы, увести от шипов, прежде чем она исцарапается и сделает только хуже.
И вот теперь Фу узнала, что он прибегает к нему, когда перерезает горло.
– Тсс-с, – сказал Па нежно, опуская руку к половине лезвия на боку. – Мы тут.
Капля крови просочилась и теперь дрожала на губах женщины.
– Пожалуйста, – задохнулась она, – …горит…
– Фу. – То был голос Па. Настало время учиться.
– Да. – Она опустилась на колени рядом.
– Подержи ее голову.
Липкие волосы захрустели под ладонями Фу. При виде меча Па она зажмурилась.
– Ты должна открыть глаза. – Голос Па прозвучал как замечание и извинение одновременно.
Фу стиснула зубы и послушалась.
– Вороны, – пробормотала грешница. Красная капля скатилась с губ, растянувшихся в слабую улыбку облегчения. – Сжальтесь. Больше не…
– Больше не будет. – Па провел лезвием поперек ее горла. – Спи, сестра.
Последовал резкий толчок. Грешница умерла, улыбаясь.
Когда тело застыло, Па передал Фу сломанный меч рукояткой вперед.
– Для мужа.
Она попыталась скрыть изумление. Лезвие чуть не выскользнуло у нее из рук. Наблюдать было тяжело, но это… Когда, а не если.
Жалость была даром вождя. Проявление ее было обязанностью.
Она потянулась ко второму телу. Приложила два пальца к тому месту, где шея переходила в плечи. Кожа была холоднее. Дорожка пота давно высохла