Картины:
1. Кладбище
2. Крыльцо
3. Психушка
4. Столовая
5. Крыльцо
6. Крыша
7. Кабинет
8. Крыльцо
9. Кладбище
10. Крыльцо
11. Крыша
«Электра» – завершающая часть «Греческой трилогии», включающей в себя три полноразмерные пьесы:
«Ифигения»
«Клитемнестра»
«Электра».
Пьесы могут ставиться независимо одна от другой или все вместе, как трилогия: в три последовательных вечера, или утром, днем и вечером одного дня.
Картина 1. Кладбище
(Карканье ворон в темноте. ЛЕКСИ и ТОМАС на могиле МАЙКЛА).
ЛЕКСИ. Вот она. Маленький холмик земли под дикой вишней. Надгробие до сих пор не поставили. Камнетес поймал жену в постели с продавцом Библий, и попытался вырезать неприличное слово у нее на спине. В начавшейся драке свеча опрокинулась, дом загорелся, и продавец Библий задохнулся в подполе, где прятался от разъяренного мужа. Так что теперь камнетес в тюрьме за непредумышленное убийство, а на могиле нашего отца всего лишь земляной холмик. Такое здесь случается постоянно. Темная бульварная комедия. Мама заказала мегалит размером со Стоунхедж, чтобы произвести впечатление на соседей, но сейчас с нами практически никто не разговаривает. Таращатся на улице, шепчутся, словно статисты в греческом хоре. Матери так нравилось заламывать руки и кричать снова и снова: «Мой сын мертв! Мой сын мертв!» Ей нравится слушать собственный голос, который заглушает любую попытку подумать, как ее, так и любого другого. Но ты здесь, а мертв папа. Я все еще не могу поверить, что ты здесь. Но для меня все сейчас словно во сне. После его смерти даже птицы стали странными. Не нравится мне, как они на меня смотрят. И что-то не так с воронами. Я просыпаюсь утром, и все словно сместилось. Я смотрю на деревья и думаю, – неужели кто-то их передвинул? Все здесь как в Зазеркалье. Даже интересно, где сейчас Лупи Рай. Знаешь, все очень плохо, если даже деревенский дурачок тебя сторонится. Снова будет дождь. Дождь теперь идет постоянно. Господи, как я ненавижу монологи. Пожалуйста, скажи что-нибудь, чтобы я смогла заткнуться. Томас? Ты в порядке?
ТОМАС. Не знаю. У меня что-то с головой. Или в голове.
ЛЕКСИ. Ты про войну? Папа тоже вернулся другим. Говорил, что война всех сводит с ума, даже тех, кто остается дома. Мы поем песни, и машем флагами, и что-то бормочем над гробами. А теперь сидим в пустых домах и пытаемся вспомнить, а ради чего все это было? Что может оправдать гроб, в который по частям сложили твоего ребенка?
ТОМАС. В голове у меня то шепчутся голоса, то жужжит громадный пчелиный рой.
ЛЕКСИ. Расскажи мне о войне.
ТОМАС. Не хочешь ты слушать о войне.
ЛЕКСИ. Хочу. Меня интересуют подробности. Как мне их не хватает. Потому что никто ими не делится. И пусть они ужасные, мне без разницы. Без них войну не понять. Расскажи мне, каково это – убивать? Ты словно становишься фермером, режущим свиней?
ТОМАС. Я сейчас дома. С войной покончено. Здесь совсем другое место.
ЛЕКСИ. Не настолько другое, как тебе хотелось бы думать.
ТОМАС. Как Дженна?
ЛЕКСИ. Я ездила в психушку повидаться с ней, но она не стала со мной говорить. Не думаю, что она сказала мне хотя бы три связных слова после того, что случилось. Не то, чтобы она и раньше говорила связно, но теперь все гораздо хуже. Мне ее недостает.
ТОМАС. Я этого не понимаю. Да, я знал, что у нее проблемы с психикой, но я просто не могу поверить, что она могла причинить вред нашему отцу.
ЛЕКСИ. Она и не причиняла.
ТОМАС. Мама сказала, что он принимал ванну, Дженна его