В публике засмеялись.
– Это частное совещание, повторяю вам, – продолжал хозяин дома, – земских деятелей, городских, приглашённых лиц.
– Вопрос о Государственной Думе не может быть делом частным! Это не вопрос об именинном пироге. Дело общественное! – прокричал из толпы безапелляционный голос.
– Опять канцелярия! И тут тайна! – раздался даже с отчаянием грубый голос, вероятно, рабочего. – Чем же это лучше?..
– Вы начинаете требовать свободы слова, печати, собраний с того, что воспрещаете гласность! Очень хорошо! – зазвенел опять голос репортёра.
– Это ваш первый экзамен! – крикнул женский голос.
– Вы срезались!
– Ловко! Недурно! Очень хорошо, господа!..
– Господа! Он нас ставит виновниками! Он нас ставит пред общественным мнением… – бегал среди собравшихся на совещание Семён Семёнович Мамонов, бывший предводитель. – Он ставит наш бланк на своём запрещении. Согласитесь, что это…
– Перепугался? – улыбнулся Пётр Петрович Кудрявцев.
– Я всегда привык уважать общественное мнение, – огрызнулся Мамонов. – Я не околоточный надзиратель, чтобы держаться мнения: «Тащи и не пущай».
– Да и я, надеюсь, не околоточный. Ты просто говоришь глупости с перепугу перед незнакомым дядей: общественным мнением! – махнул рукой Пётр Петрович. – Не волнуйся. Дядя не такой сердитый: за всякий пустяк тебя в мешок не посадит.
– Господа! Но поймите! Собрание предварительное! Предварительное! – надрывался в гостиной хозяин дома.
– Довольно-с! – загремел вдруг техник в синей рубахе.
Лицо у техника пошло красными пятнами от волнения. Он весь дрожал от негодования.
– Товарищи! Прошу слова!
Всё стихло.
– Довольно-с! – гремел техник. – Мы не желаем выслушивать готовых решений в ваших «публичных собраниях». Да-с! Вердиктов, которые «кассации и апелляции» не подлежат. Мы сами хотим участвовать в приготовлении наших судеб. В этом вся цель движения. Делайте общественное дело на наших глазах, под общественным контролем. Нам не надо спектаклей-с, комедий-с, разученных, срепетованных при закрытых дверях. Обсуждать дела такой важности, как отношение к этой самой Государственной Думе при закрытых дверях, – это кража у общественного контроля!
– Браво!
Гостиная огласилась аплодисментами.
– Но, господа! – Семенчуков был уж весь в поту. – Ведь это же только совещание нашей, местной, группы! И притом частное, предварительное!
– Мы желаем, чтобы местная группа отразила местные взгляды!
– Высказывайте ваши взгляды публично! При нас!
– В частном доме! Поймите же, в частном доме! – уж хрипло кричал Семенчуков. – Господа, уважайте хоть вы неприкосновенность частного жилища!
– Господа! – какой-то молодой человек выскочил вперёд и замахал руками. – Тссс… Слова! Слова!
Среди наставшей тишины он заговорил голосом, дрожащим от волнения, от негодования:
– Господа!