Однажды, очнувшись, Ольга увидела возле себя Клотильду. Старушка восседала рядом в большом плетеном кресле, и губы ее были сердито поджаты.
– Ну, проснулась, наконец! – проворчала она. – И не вздумай молчать со мной, слышишь? Я вчера вечером узнала, что у вас тут творится, и сразу же прикатила. Думаешь, легко в моем возрасте ночью мчаться из Гренобля в Париж? Нервы уже не те, все время превышаю скорость. Меня по дороге три раза собирались оштрафовать и дважды пытались отобрать права, но я объяснила, что спешу к больной внучке и маленькому правнуку. Полицейские были так милы со мной – это просто чудо! Последний, который остановил меня уже в Париже возле площади Этуаль, даже сделал комплимент – сказал, что невозможно, чтобы такая молодая дама имела правнуков, представляешь? По его словам мне нельзя дать больше пятидесяти пяти лет!
Тон Клотильды был легок и беспечен, хотя в глазах таилась тревога. Голос ее заглушал рождавшиеся в памяти звуки, приносил облегчение, разгонял окутывавший сознание туман. Впервые за минувшие дни Ольга осознала, где она, и хоть с трудом, но сумела выговорить:
– Я должна была умереть… еще тогда… не нужно было мне… Мне больно!
Старушка сердито всплеснула руками:
– Умереть! Да мне самой сто раз хотелось умереть, но что из этого? Мысли – это мысли, нельзя за каждой из них гнаться. Приди в себя, очнись!
И, словно повинуясь ее приказу, Ольга очнулась. Душа ныла, в спутанном сознании прошлое еще мешалось с настоящим, но она уже могла говорить.
– А вы знаете, что я сделала? Знаете, что со мной было?
– Мне рассказал Кристоф, – Клотильда понизила голос и оглянулась. – Я тебя понимаю, очень понимаю, ты даже не представляешь, как! Когда я была беременна в третий раз, у меня произошел выкидыш, и я очень страдала – совсем, как ты. Ребенок был уже большой и шевелился, а я в тот день ехала на машине с большой скоростью и попала в аварию. У меня было сотрясение мозга, и ребенка спасти не удалось. Знаешь, как я себя винила и проклинала! Тоже не хотела жить, но потом… потом родился Пьер, дядя твоего мужа, потом другие дети. У меня шестеро детей, но та боль все еще не забыта, и я ничего не могу с эти поделать. Я не прошу тебя забыть твою боль, прогнать воспоминания, раз ты не в силах этого сделать – пусть они остаются с тобой. В конце концов, человек не всесилен. Я даже не стану уговаривать тебя забыть. Не можешь – помни. Храни воспоминания, страдай, но взгляни на все это со стороны: молодая женщина отвергает своего новорожденного ребенка, отказывается даже взять его в руки! Я не говорю о Кристофе – он страдает, но он взрослый человек. А ребенок… Почему ты не слышишь, как он плачет, как ему тоскливо без тебя? Ведь это тоже твой ребенок! Знаешь, я читала, что иногда новорожденные дети в приютах, погибают, даже если их кормят и за ними хорошо