– И скомкала это письмо так, как будто прожевала его, – закончил за него Бурцев с нескрываемой иронией. – Ты не крути, Олтуфьев, не хочешь говорить, так и не надо, – он скептически пожал плечами, – подумаешь, какой секрет выискал! А уж с фантазией своей не морочь нам голову. Какая матрона будет поджидать битый час у манежа, когда всех забот для нее – заехать к нам на квартиру на Галерной да оставить записочку казачку Андрюшке. Если уж такая нужда ее одолела. А так и вовсе чепуха какая-то. Двух дней не проходит, чтобы ты не видался с князем Петром Ивановичем. Зачем посылать какую-то родственницу, когда он вполне может передать, что Анна Александровна желает тебе сказать.
– Ладно, какая разница, кто приезжал, – одернул Бурцева Каховский. – Матрона или не матрона… Нам-то что? Ты мне лучше скажи, Денис, обедаешь ты у Бориса Четвертинского или опять отправишься на посиделки к какой-нибудь госпоже Хвостовой?
– Нет уж, увольте, – Денис с усмешкой отмахнулся от его предположения. – Я больше на Адмиралтейский ни ногой. Сегодня же скажу бабушке, пусть попросит папеньку привозить ей гардероб в Мраморный. Он-то будет только рад лишний раз из-под матушкиной опеки вырваться. Что же до Бориса, он меня не приглашал сегодня, – заметил он с сомнением.
– Это только потому, что ты Акулине Игнатьевне в лапы угодил, – съязвил Каховский. – Какие разговоры, ты же знаешь, у Бориса без церемоний.
– Верно, верно, – поддержал его Бурцев, – хватит лясы точить. Перцовки проглотили, теперь и закусить не грех. А про матрону, Денис Васильевич, – он подмигнул Олтуфьеву. – Рано или поздно само собой все наружу выйдет, как ни скрывай.
В небольшой столовой, стены которой были отделаны темно-зелеными гобеленами с изображением пиршеств древнегреческих богов, набилось человек тридцать офицеров – все завсегдатаи кружка кавалергарда Бориса Четвертинского, родного брата Марьи Антоновны Нарышкиной.
Обед подавали по-русски, с обильной закуской, состоявшей из трех полноценных блюд, после которых о самом обеде думать уже не хотелось, но он был неизбежен. Пока лакеи расставляли на покрытом белоснежной скатертью столе крутобокие фарфоровые супницы с домашними щами, неизменным атрибутом приемов у Бориса, общество поедало икру осетра, предложенную в вазочках, запивало ее шампанским и увлеченно обсуждало последние новости.
Главной же интригой политической жизни оставался все тот же вопрос: заключит государь мир с Бонапартом или же война продолжится. А если войны не избежать, кто будет назначен главнокомандующим