А часом позже, вернувшись в квартиру, всерьез рассматривала идею написать объявление: «Господа, имейте наглость наслаждаться бытиём!» – и повесить его на входную дверь. Зачем? Да потому что это лучший и единственный совет, который можно дать «всяк-сюда-входящему». И ведь воспримут же или шуткой, или издевкой (знаю я своих клиентов), но на самом деле, последуй каждый из них за радостью в течение месяца, и обращаться бы сюда не пришлось.
Бухтела я, однако, с любовью. Каждый играется, как может, чем хочет и во что верит, что не хочет. В общем, все разрешено.
Но двое мужчин, позвонивших мне практически друг за другом и спросивших: «А вы можете помочь мне выиграть в лотерею?» – все же навели меня на мысль об объявлении. Ну как, спрашивается, объяснить людям, что если ты не способен наслаждаться банальным вдохом-выдохом, вкусом отварной картошки и походом в туалет, то не будешь способен наслаждаться ни полуторамиллионной яхтой, ни сексом с красавицей с обложки «Эроса», ни множеством нулей на банковском счету?
Верно, никак.
Рисовать объявление я не стала.
Мне все-таки нужны клиенты, а им – их игры, все честно.
В два ко мне пожаловала немолодая и оплывшая, как восковая свеча, женщина. Я бы сказала «видавшая виды». Но вроде как о людях так не говорят? Да и какие виды? Ее история грустна, как вальс, сочиненный в блокадном городе, а мне от собственных мыслей хочется хихикать. Пришлось натянуть если не скорбное, то хотя бы ровное выражение лица.
– … Хочу от него избавиться, понимаете? Сил моих больше нет…
Это она о нелюбимом муже.
Рыжие волосы накручены, но спутаны; посетительница так и не сняла коричневый плащ – забыла. В руках сложенный зонтик, с покатого плеча сполз ремешок кожаной сумки.
Пришлось прочистить горло:
– Простите, но я никого не убиваю.
– Нет-нет, что вы…
– И не усыпляю, не отправляю в космос, не навожу смертельные проклятья. «Счастливая судьба» у вас не означает, что кто-то должен пострадать.
– Я совсем не об этом.
– О чем тогда?
Посетительница горестно вздохнула и уставилась в окно столь трагично, будто один только этот взгляд оттачивала для приемной комиссии театрального института годами.
– Я о том… Понимаете, я не могу решиться на этот разговор. Сказать ему, что ухожу. Поверьте, я совсем не желаю ему горести или болезней, я просто хочу, чтобы он позволил мне уйти.
– А в чем, собственно, проблема? Решиться?
– Да, решиться.
– Думаете, не позволит уйти?
– Он… он может поднять руку.
Вот тут трагизм уже передался мне. Оказывается, все не так забавно, каким казалось на первый взгляд. Значит, муж – тиран, жена – жертва, которая хотела бы вырваться на свободу и обрести новую жизнь. Ее стремление похвально, и страх понятен.
– Хорошо. Триста долларов.
Теперь удивление отразилось на ее лице.
– Т…так просто?
– Да, так просто. Он