А Чарльз, между прочим, ещё не садился за стол отобедать, – а он как бы на это рассчитывал и не ел весь день, – и поэтому он, хотя бы до приглашения за стол, должен оттянуть эту неминуемую встречу с лакеем. Но с другой стороны, Чарльз ещё не был приучен семейной жизнью, прямо в лицо, безбожно врать дамам, а особенно интересным, даже при помощи комплиментов, а это крайне осложняло создавшуюся ситуацию, где с одной стороны на него давило его голодное естество, а с другой на него так возбуждающе аппетит смотрело столько разноплановых дам, где особенной внимательностью к нему выделялась одна великолепно сложенная природой фрейлин. И Чарльз окончательно растерялся, не зная, что делать и с чего начать свой вывод отсюда под белые рученьки.
И хорошо, что рядом с ним стоял граф Сельжук, который, как сейчас выяснилось и сзади на ухо услышалось Чарльзом, имел собственные, полные жестокости взгляды на женский пол, был яростным их противником и при этом большим шутником. – Не тушуйся, Чарльз. Скажи им всё, что ты всегда хотел им сказать. – Прошептал Чарльзу на ухо граф. – У тебя есть такая великолепная возможность, сказать им в лицо, всё, что ты о них думаешь, о которой не может мечтать ни один женатый и просто господин. И не голословно, а всё с позиции науки, аргументируемо фактами и доказательствами. И им, как бы этого не хотелось, а крыть будет нечем.
– Но тогда они меня все возненавидят и откажут мне в праве на общение с собой; и притом повсеместно. – Прошептал в ответ Чарльз.
– Что ж поделать, этот ваш учёный крест, быть не понимаемыми и гонимыми своими современниками. – Сказал граф. – А что насчёт того, что они все тебя возненавидят, то это миф и невозможность. Женское общество никогда не было единым в своих взглядах и даже при полном единодушии, в нём не найти двух одинаковых мнений. Так что на этот счёт не переживай, и среди них обязательно найдётся одна такая, кто тебя как раз оценит за эту твою гонимость и это твоё противопоставление обществу. А что тебе и по большому счёту каждому из нас надо, как только быть по достоинству оценённым той единственной. – С глубокой печалью сказал граф. И как понял Чарльз, то граф имеет все основания быть возмутителем спокойствия и преследователем дам, плюс к этому Чарльз догадался, чем мотивировался граф, приглашая его к себе. Он хотел посредством его и его идей, преотлично провести вечер, посмеявшись над этими степенными, столь серьёзными на свой счёт дамами.
– Говорите, что ваша родословная самая наидревнейшая из всех известных, – с глубоким подтекстом, о наличие которого никто не мог догадаться и предположить, обращался к герцогине Брукеншильдской, граф Сельжук, – что ж, не имею ничего против