– Вот только не надо мне врать! – вдруг вознегодовала Эмма, придя в себя после такого неприкрытого посыла Чарльза к её чувствам. Где он посредством комплиментов и лести попытался заморочить ей голову и тем самым оставить её без ответа на свой вопрос. И Эмма, как только поняла, какой негодяй её Чарльз, готовый на что угодно и даже на комплимент ей, лишь бы уйти ответа за свои осуждаемые ею и, скорей всего, обществом, поступки неприличного характера, не помня себя от обуявшей её ярости, обрушилась на Чарльза с первым же пришедшим ей в голову именем. – А как насчёт леди Сапог?! – уставившись на Чарльза, Эмма своим громогласным голосом чуть было не осыпала с потолка всю штукатурку.
– Что?! – чуть не поперхнулся в ответ Чарльз, потрясённый до глубины своей души таким предположением Эммы. – Где он, без ложной скромности, видный представитель своего класса и пола, и где леди Сапог, с виду и есть сапог. А Эмма, между тем, совсем иначе интерпретирует это замешательство Чарльза. Она в этом видит признание им вины. – Если бы между ними ничего не было, то зачем тогда Чарльз так разнервничался. – Всё прекрасно поняла за Чарльза Эмма, тут же и немедленно указав ему на это.
– А то, что и сейчас, её прозвучавшее имя тебя зацепило. – Эмма своим заявлением прямо-таки ставит в тупик Чарльза, даже и понять не могущего, как так можно думать и что можно на это возразить. А не возразить он не имеет права, ведь тогда Эмма сочтёт, что это действительно так. И ему придётся всю свою жизнь каяться перед ней за эту свою несуществующую связь с леди Сапог, чего он, может быть, и вытерпел бы, но жить в глазах Эммы и всех её кумушек, человеком, не просто преступившим свой долг честного человека, а преступившим его с леди Сапог, – вон посмотрите на этого невероятно паскудного господина в сапогах, всё никак забыть свою не наглядную не могущего, и в память о ней надевающий сапоги, – то такой несправедливости он вынести точно не сможет. И как-нибудь осенним вечером, в самую ненастную погоду, он возьмёт и из принципа не наденет сапоги, чтобы в эту погоду на улице прогуляться и, промочив ноги в туфлях на тоненькой подошве, сляжет с хворобой в кровать, и так никогда больше из неё и не встанет. А Эмма пусть потом всю свою оставшуюся жизнь себя попрекает тем, что так была несправедлива к честнейшему из людей, её Чарльзу, чьим последним словом было, не как все на него напраслину наводили, леди Сапог, а моя дорога Эмма, как ты была не права на мой и леди Сапог счёт.
И хотя противницы Чарльза из числа кумушек Эммы, будут пытаться сопротивляться, заявляя, что Чарльз тот ещё ловкач и, что он всё равно перед смертью вспомнил леди Сапог, Эмма ценой своей жизни уже будет переубеждена в справедливую для Чарльза сторону.
– Но