Примерно через пять часов, суд закончился, первым из здания суда вышел Артем, за ним начал выходить остальной народ…толкаясь журналисты, принялись вбегать в здание суда. Артём подошел к нам, присел на ступеньки схватился за голову и стал рыдать. Мы поняли, что всё плохо. Сквозь слезы, сжав кулаки заикаясь начал говорить: «Восемнадцать лет строго режима, ему дали восемнадцать лет, еле сдерживая себя, я весь приговор стоял и смотрел в глаза Гоши, и ничего не мог поделать…очень страшно». Взрослый мужик в погонах и форме плакал, как ребенок, боль была невыносима. Вместе обнявшись друг с другом начали обещать, что будем до конца и будем делать всё, что б приговор обжаловали, и Гошу отпустили.
На следующий день с неравнодушным народом пошли собирать дополнительные подписи, объяснения, искать новые доказательства…во всём пытались найти справедливость. По телевизору начали транслировать, что наш гуманный суд закрыл одного из самых опасных людей России, использовавший свои навыки спорта жестоко избивал и убивал прохожих. Противно было смотреть. Артему начали поступать угрозы об увольнении. Время шло против нас, никто не знал, что с Гошей; все оставались против нас, что ещё больше пыталось ломать; стоя на своем, пытались докричаться, чтоб нас всё-таки услышали. Нашу правду никто не хотел слушать, да и никому она не была нужна… общество слишком большое, что б вдаваться в чью-то незнакомую проблему, без своей личной выгоды.
Через полгода, страшная беда пришла к Андрею. После многочисленных ухудшениях здоровья, у него обнаружили злокачественную опухоль – рак. Врачи дали два, три года. Но уже через месяц ему в разы стало хуже. Андрея убивал каждый день, жизнь погасала. Болезнь душила, как удавка. Проходя его дом, купил апельсинов и других фруктов, решил навестить. Подойдя к двери собравшись нажать на дверной звонок, услышал стоны и крики Андрея, и слезы его супруги…невыносимо-страшно слушать, с накатанной слезой так и не позвонив, оставил фрукты около двери. Дорогие лекарства препараты, врачи…ничего не помогало, Андрей постоянно твердил, что только хуже и уже поздно. Начали реже видеться, он постоянно прибывал по больницам и диспансерам. При каждом разговоре благодарил за дружбу и каждый раз прощался. Подавленный вид, мешки под глазами, худое, малоподвижное тело, тяжко и больно. По его словам больно ходить, сидеть, просто даже лежать, дышать и чувствовать мир. Себе начал задавать вопросы, «почему так, где справедливость, почему придуманы страдания?», вопросов было много, а ответов нет…я загонялся этими мыслями, далее становилось только хуже и, как не старался «не думать»; «не думать» – было невозможно. Только один человек дал приблизительный ответ, это был случайный прохожий с которым я заговорил, он сказал: «Это жизнь!», «Жизнь – это борьба с самим собой,