– Марина, – Леня обернулся уже с порога, – мы едем не в Куршевель, ну на фига тебе там цацки твои, – и, не дожидаясь ответа, вышел за дверь.
– Моя бабушка, – сказала Марина вполголоса – самообладание уже вернулось к ней, она опять была спокойна и даже слегка улыбнулась, – всегда говорила мне – бриллианты хороши уже тем, что их всегда, если понадобится, можно обменять на кусок хлеба. Места много они не занимают, и вот увидишь, Аня, они нам еще пригодятся, так что я бы на твоем месте тоже взяла с собой все, что у тебя есть.
Мы носили вещи еще два часа, сделав короткий перерыв на еду – накормив детей (даже Мишка безропотно съел тарелку каши), Ира все-таки приготовила яичницу, которую все ели на бегу, даже не усаживаясь за стол, – и мне даже не было жаль, что не удалось последний раз посидеть за нашим большим столом, который я так любила, – слишком странная это была бы компания; из остававшегося хлеба и сыра она наделала бутербродов, которые завернула и положила по свертку в каждую машину. Каждый раз, когда казалось, что все уже собрано, кто-нибудь вспоминал о чем-то очень важном – инструменты, говорил Сережа, и они с папой устремлялись в подвал, на пути крикнув мне – Анюта, ты взяла бы справочник какой-нибудь медицинский, нет у вас? У нас есть, – говорила Марина, и Леня снова бросался через дорогу, в свой пустой дом с темными окнами – и для всякой новой вещи приходилось искать свободное место, снова переставляя сумки, мешки и коробки; три машины стояли на площадке перед домом с задранными вверх багажными дверцами – в наступающих сумерках они выглядели, как диковинная скульптурная группа. Разоренная Нива стояла тут же, папа Боря снял с ее крыши длиннющую антенну и вынул из салона коротковолновую рацию – Сережа отдал ему свою, когда покупал себе новую, – и полез в мою машину подключать ее. Я всегда терпеть не могла эту рацию – у тебя антенна, как у таксиста, говорила я; на самом же деле меня сердила Сережина привычка слушать разговоры дальнобойщиков – «куплю топливо, на сорок пятом километре машинка работает, ребята, поосторожней», в последнее время это была любимая Сережина игрушка, и в наши редкие совместные поездки он обязательно включал ее, расшифровывая чужие разговоры сквозь шорох помех, пока я злилась и курила в окошко. Пошел легкий снег. Когда место в машинах закончилось, последние коробки прикрутили к багажнику на крыше Сережиной машины, обмотав полиэтиленовой пленкой. Последними Сережа вынес из дома заряженные ружья и отдал одно из них Лене – ты стрелять-то умеешь? – спросил он, но Леня только обиженно пробурчал