Здесь, на полуострове Таймыр, в 3 часа и 4 минуты ночи муравейник остановил суету и взревел, очутившись на главном шоу Пика Сияния. Белая лампа на маяке погасла, и вместо неё вспыхнул оптический стержень с выходом точек энергии «Амантару» – яркий бело-синий свет был виден всем; он пробил пепельные бури более, чем за сотню километров вокруг, возвещая о переходе в активный режим вместе с ану Сопдет.
С ним скрыть факт проявления Сопдет было невозможно, и по возвращении Инго сразу вышел в зал для пресс-конференций. Он сделал то заявление, о котором все договорились в Чикаго: господин Эванс не признает проявление Сопдет состоявшимся, пока не выполнят его условия, в числе которых выдача его похищенного приёмного сына. Инго закончил объявлением, что берёт двое суток на работу в специальной комиссии, и назначил награду за живого Джейкоба Эванса.
Так тянуть можно было недели две, а потом – очередь Гельмута Легена с призывом сесть за Стол Четырёх.
Инго всё это очень не нравилось.
Не нравилось давно – начиная с 1895 года. В тот год наместник Беляевский впервые исчез, и его не было 27 дней. Канал связи, обозначающий присутствие Сопдет при его теле, столпом стоял в пепелищах гор Джугджур. Где бы ни был Андрей – он не сказал, где находился – он нашёл, чему посвятить себя. Вернулся с громким решением оставить попытки повлиять на расклад дел Российской Империи и с негласным намерением изменить картину Аменти. Уже под старым славянским именем Инго, которое он получил в ненужной реформе имён, Инпу уговаривал наместника одуматься, пока не раскусил его.
Если бы Инго мог заявить во всеуслышание, что общие знания о проявлениях ану, особенно неполных, не являются исчерпывающими, и что есть основания полагать, что наместник Беляевский действует без протекции госпожи Сопдет, какой бы выбор у него был?
Никакого. Он бы промолчал.
И он молчал, потому что большинству ослабевший, но устойчивый канал связи указывал бы на действующее неполное проявление, а не на особый случай неполадок, вызванный издевательствами Сопдет над своей системой. Отторжение у Андрея стало лишь тому доказательством. Инго молчал, потому что не существовало схемы развенчивания и даже самой идеи – а их существование подорвало бы авторитет власти всех небесных князей. Инго молчал много лет, потому что у наместника Беляевского по-прежнему была мощь «Амантару», а у Инго были тысячи зависящих от него детей и город, потому что в заботе о балансе в Аменти Инго перестал быть стражем. В нежелании подливать масла в огонь и неспособности схватить за руку разжигателя он стал его соучастником.
Оказался бессилен.
И все остальные себы так же, как он, не шевелились, пока разгоралось. Пока бушевало пламя. Оно угасло, а они остались опозорены.
Инго вкрутил окурок себе в ладонь, отправив его в мусор, и сунул руки в подмышки. Ногти удобно зацепились за бороздки на синем вязаном свитере. Андрей Орестович Беляевский смотрел на него,