– Говори, детка, и не стесняйся, я никого не имею права осудить, я же священник, представь, что ты на исповеди.
– Святой отец, мой брат Бенджамен начал испытывать ко мне чувства недопустимые для сестры и брата, – она долго выбирала слова, но я приобнял ее и посмотрел спокойным взглядом, дабы она поняла, что во мне отсутствует осуждение. – Дело в том, что… Он не может… успокоиться… Как бы сказать… Он любит меня, но хочет меня как мужчина. А это очень плохо.
– Дорогая, почему ты решила так? – девушка смотрит на меня ошарашенными глазами, и я исправляюсь. – Конечно же, я священник, но в нашем мире существует масса непознанного. Нас сотворил Господь, и, скорее всего, если Он дал вам любовь, то на то была Его воля. Тем более, ты так любишь своего брата, он пережил много страданий, и только любящий человек может его успокоить. Пойми, его физическое влечение к тебе – это лишь квинтэссенция его душевной потребности в любви.
– И что мне теперь делать? – скорее всего, я выражался излишне витиевато.
– Наверное, тебе надо понять, насколько ты любишь своего брата и чем готова ради него пожертвовать.
– Значит это будет моей жертвой ради брата? Но как же можно назвать жертвой, если мне этого так сильно хочется?
– Проверь, хочешь ты этого или нет. У тебя уже были мужчины?
– Да, да, – заявила девушка как само собой разумеющееся. – Только прошу Вас, не говорите моей матери.
– Ты любишь мужчин?
– Я не могу понять, мне не всегда было приятно.
– Тогда есть всего один шанс проверить.
За мои сорок восемь лет лишь пару раз я оставлял своё монашество. Когда мне предлагали себя на востоке, я решил, что мусульмане – это не христиане, и не будет ничего страшного, если я совершу с ними половой акт. Затем, когда я был пьян, молодой человек ублажил меня ртом, но я был пьян, а Христос превращал воду в вино. Значит так же ничего плохого не произошло. Так же и здесь, это был эксперимент, не более.
Рут спрашивала меня, не будет ли это некрасиво по отношению к ее брату, и это единственное, в чем я усомнился во время моей спецоперации. Реакция Бенджамена могла быть непредсказуемой, однако я вынужден был вмешаться.
Мы отправились в лес, поблизости не было озера, и комары не могли нас побеспокоить. Я устроил ее на траве и начал целовать. Я боялся, что мой заржавевший аппарат мог не сработать. Мне стало понятно состояние кузена Рут, потому как она излучала притягивающие флюиды, мне как мужчине хотелось вгрызться в ее плоть, я не испытывал желания ее ласкать, только овладеть ею, животную страсть. Рут откликалась на ласки, но не так искренне, как с братом. Она словно выполняла какой-то ритуал.
Я оставил следы на ее шее, разорвал на ней ночную рубашку и трусики, она сама развернулась задом, и я вошел в нее со всей силой, даже не успев толком ее подготовить. Через минуту мой половой орган уже скользил в ней; как было ранее, он восстал, он не отмер окончательно. Внутри Рут была такой тесной, возможно, из-за