Следующим утром Гумбольдт, Бонплан и несколько местных проводников отправились на вулкан без палаток и плащей, только лишь с охапкой «тонких факелов»{272}. В долинах было жарко, но лишь только они приступили к подъему, температура стала быстро падать. На вершине, на высоте более 12 000 футов, дул такой ветер, что трудно было устоять на ногах. Их лица мерзли, но ступни горели от жара, исходящего от горячей земли{273}. Гумбольдт не обращал внимания на боль. По его словам, в воздухе было разлито нечто придававшее ему «волшебную» прозрачность, и это предвещало новые диковины{274}. Он охотно провел бы на вершине гораздо больше времени, но пора было возвращаться на судно.
«Писарро» поднял якорь и продолжил плавание. Гумбольдт был счастлив. Посетовать он мог только на одно: в темноте им не разрешалось зажигать фонари и даже свечи, чтобы не привлечь внимание неприятеля{275}. Для такого человека, как Гумбольдт, нуждавшегося всего в двух-трех часах сна, было пыткой лежать без света, вместо того чтобы читать, препарировать, заниматься научной работой. Чем дальше на юг они плыли, тем короче становились дни, так что вскоре всякая его работа стала прекращаться в 6 часов вечера. Оставалось наблюдать за ночным небом; подобно многим исследователям и морякам, пересекавшим экватор, Гумбольдт восхищался появлением новых звезд – созвездий, присущих небу Южного полушария, еженощно напоминавших путникам, как далеко они забрались. Впервые увидев Южный Крест, Гумбольдт понял, что исполнились мечты его «ранней юности»{276}.
16 июля 1799 г., через 41 день после отплытия из испанской Ла-Коруньи, на горизонте показался берег Новой Андалусии – нынешней Венесуэлы. Их первым видом Нового Света стала сочно-зеленая полоса пальмовых и банановых рощ, тянувшихся вдоль побережья, позади которых Гумбольдт мог различить высокие горы, их отдаленные вершины проглядывали сквозь слои облаков. На милю вглубь берега, окруженный какао (шоколадными деревьями), лежал Кумана – город, основанный испанцами в 1523 г. и почти полностью разрушенный землетрясением в 1797 г., за два года до приезда Гумбольдта{277}. На предстоящие месяцы городу предстояло стать их домом. Небеса радовали прозрачной голубизной, в воздухе не было и намека на туман. Стояла жара, слепило солнце. Едва ступив на берег, Гумбольдт поспешил погрузить термометр в белый песок. «37,7 °C», – записал он в блокноте{278}.
Страницы из испанского паспорта Гумбольдта с подписями нескольких администраторов колоний
Кумана была столицей Новой