И все увидели это и окаменели, потрясенные.
Глава десятая
Абсурд
Пантарчук сидел в кресле за рабочим столом и смотрел на Прондопула. Тот продолжал говорить, но Петр уже не хотел его слушать, потому что думал: и какого черта он тут еще торчит, я же ясно показал ему на дверь, когда отказал во встрече с Магдалиной. На душе у Пантарчука было муторно, мысли в голове ворочались противно, как клубок живых червей. Отвратное состояние. Голос архидема, подхватив мысли Петра, произносил:
– Да, да, все скверно, все не так, как надо, все наоборот. Но червь, всего лишь – червь. Кто с ним считается? Его без труда можно раздавить.
– При чем тут черви? – поморщился Петр.
– Черви всегда при чем, – продолжил архидем. – В червивости бездарность человеческая. Человек – это червь, хотя мог бы стать иным.
По телу Пантарчука прошлись судороги. В это мгновение он ощутил себя червяком, тупым, неповоротливым, жалким.
Прондопул направился к двери. Ее хлопок вывел Петра из аморфного неуклюжего состояния, и он узрел, как в стакане для карандашей вдруг возник жирный клубок червей.
Петр брезгливо схватил стакан и бросил в распахнутое окно. Мельком заметил, что вниз полетели карандаши. Нервно сплюнул: душу въедливо точил червь.
И тут из приемной донесся испуганный женский визг, он подхватил Петра из кресла и увлек за дверь.
Секретарь с ногами забралась на стул. В ее глазах плескался ужас. Она пальцем показывала на свой живот. Ее талию, извиваясь, опоясала тонкая змейка.
Пантарчук решительно схватил змею рукой, сорвал с девушки и отшвырнул в угол. Услыхал, как о стену ударила пряжка ремня. Шумно нагнулся за ним и протянул секретарше. Та продолжала скулить от страха. Что за чертовщина, подумал он, галлюцинации не только у него.
– Уберите! – взмолилась девушка.
– Успокойся, это твой ремень, – бросил его на стол.
– Нет, нет, не надо! – визжала она.
– Тебе показалось. Успокойся!
– Нет, нет, нет! – дрожала секретарь и была белой, как молоко.
Петр сгреб ремень со стола, озадаченно покрутил в руке, смял и сунул в карман пиджака.
Секретарь с опаской сползла со стула, осторожно опустилась на край сиденья. Петр крякнул глухо и шагнул к двери кабинета, и в этот миг за спиной снова разнесся истошный вопль девушки. Он обернулся: на столешнице извивался большой толстый червь. Глаза у девушки квадратные. Петр рывком скинул червя на пол, наступил каблуком, понял, что вдребезги раздавил авторучку. Перед глазами проплыло лицо Прондопула, разозлило и одновременно озадачило. Что могли означать его последние слова и эти черви? Или просто галлюцинации? Вроде бы и с головой все нормально, а вместе с тем происходит что-то неестественное, аномальное. Пантарчук нагнулся, подхватил с пола осколки:
– Видишь, твоя авторучка, – попытался успокоить секретаря.
– Червяк.
– Не говори глупости! Где ты видишь червя?