Наша посудина медленно, как будто на ощупь, приближалась к берегу. Мы стояли в каком-то оцепенении и ни о чём не думали; жуткая смерть от предстоящего сгорания заживо в этом кипящем аду уже неотступно преследовала наши мысли. То, что нас заметили и могут расстрелять или уничтожить из орудий, миномётов, или накрыть авиацией и бог знает ещё чем, нас уже меньше всего волновало. Вот сгореть заживо – было страшно! Но Бог нас миловал, несмотря на все страхи, баржа вошла в тень берега, а это означало, что наземный обстрел нам не угрожает, а самолёты ввиду нелётной погоды уже не появятся. Мы благополучно пришвартовались к причалу, и, забыв, как всегда, поблагодарить Всевышнего Спасителя нашего, начали с большой радостью и поспешностью сходить на берег. Баржа оказалась металлической, что и спасло нас.
Пристань была широкой, из-за мелководья далеко выступала в воду. Деревянное ограждение по всему периметру были низким и, на мой взгляд, довольно непрочным. А почему так? Война – в случае опасности при большом скоплении народа прочные и высокие перила будут помехой разбежаться людям в разные стороны от опасности. Вот и ответ на мои сомнения. С другой стороны, если хорошо подумать, нужны ли вообще эти препятствия? Любопытство – это моя черта, не знаю уж, положительная или отрицательная. По-моему, человек, не обладающий любознательностью, недалёк в своих познаниях – это сугубо моё личное мнение.
Нам было приказано поторапливаться и быстрее покинуть палубу и дальше отойти от судна, что мы с большим удовольствием и выполнили. Наш первый взвод был на сей раз замыкающим, поэтому покидали её мы последними.
На пристани и под обрывистым берегом на песке рядами лежало бесчисленное количество тяжелораненых; чуть дальше по берегу без сопровождения сидели, медленно бродили, стискивая от боли на груди руки, не меньшее число легкораненых – все они ждали переправы в тыловые госпитали. Война для многих из них так или иначе уже закончилась. Пришедшая с нами с левого берега баржа должна доставить их на противоположную сторону Волги.
Пулемётчики, проходя по живому коридору этих несчастных раненых, видели их страдающие глаза и тела, неумело замотанные и перемотанные бинтами и окровавленным бельевым тряпьём. Они что-то бурчали недовольными голосами то ли из-за того, что мы медленно и нерасторопно покидаем посудину, то ли из-за нашего опоздания к месту сражения, приведшего к столь плачевному для них состоянию. Эту удручающая картина сильно отразилась на нашем пылком героическом настроении.
Отойдя несколько сот метров от пристани, под прикрытием высокого обрыва берега Волги мы сделали привал в ожидании дальнейших указаний от встретивших нас командиров более высокого ранга.
Раненые и здесь ходили поодиночке. Я подошёл к младшему лейтенанту,