Ребята на свой страх и риск бегают в деревню, меняют свои личные вещи: запасные портянки, бельё на тыкву. Кладут её на прогорелый костёр в золу и горящие угли и ждут, когда она запечётся. После готовности едят, закрывая от удовольствия глаза.
Я чувствую по тому, как нас стали обрабатывать политруки и командиры, скоро нас отправят на передовую. Скорей бы, смена обстановки, даже зримая, даёт импульс работе мозгу в другом направлении. Глядишь, и есть не так хочется при смене декораций.
Вот и настало наконец время, ради которого нас привезли сюда кружными путями за тысячи километров. Из Ленинска нас строем, в колонне по четыре, боевым порядком вывели за город и остановили в каком-то глубоком рву, спускающемся вниз, заросшим по отлогим берегам кустарником и деревьями. Почва на дне оврага была кем-то заметно выровнена и затоптана сапогами таких вот, как мы; видно, не первый раз здесь проповедовали напутственными молебнами уходящих на смертный бой.
Батальон остановили, и, не распуская строй, по команде «вольно» перед нами стали выступать политработники различных рангов, на гимнастёрках которых блестели начищенные ордена, многих из них лично я никогда больше не встречал ни на фронте, ни на портретах. Их речи сводились к тому, что враг в Сталинграде хотя и силён, но несёт огромные потери в живой силе и технике. Улицы города завалены их трупами, которые смердят, и хоронить их никто не желает.
– А чем же там дышать? – спросил кто-то.
– Нас что, закапывать их сюда привезли?
– Они лежат на территории немцев… Смирно, не на базаре…
Далее призывы сводились к тому, что наши бойцы и командиры мужественно защищают героически сражающийся город. Беспощадные, кровопролитные бои идут за каждую улицу, за каждый дом, за каждую пядь родной земли. Наша с вами задача помочь им отстоять город, не дать ненавистному врагу перерезать великую русскую реку Волгу. Защита Сталинграда имеет решающее значение в деле перелома хода войны с фашистской Германией. Директива Ставки – это приказ: «Ни шагу назад! За Волгой земли нет!»
За всё это время промывания мозгов я стоял, словно на гвоздях, меня так и подмывало спросить: «Думаете ли вы кормить бойцов?» Но что-то притормозило меня. Ну что из того, что я выскочу? Меня тут же занесут в чёрный список неблагонадёжных и будут мурыжить мной и затыкать всякие дыры до тех пор, пока не подведут к черте гибели. И тут же перед моими глазами возник