– А правда всё, что говорят про Хаулетт-холлоу… ну, сам понимаешь?
Первый раз они говорили о том после знакомства, когда он обозвал Хея болотной тварью. Но, против ожидания, Хей отвечал весьма прозаично:
– А я не знаю, что сказать тебе, вот те крест. Я ж оттуда увезен был после трех лет и вырос в Йестере, с той поры башня медленно рушится, меня туда не пускали, а в шесть отправили сюда, в Сент-Эндрюс. Но рассказывают, что чужаку в Совиную лощину хода нет – место заклятое, и если лэрд башни не захочет, так и не найдет ее никто.
– Выходит, ты теперь – лэрд башни, Рон?
– Я, – Рональд Хей помрачнел, – да что от того толку священнику-то? А потом…
Он помолчал. Над каменным выступом за его спиной кружилась пара ласточек, приносящих в глиняный комочек гнезда, приклеенный к водосливу, то мошку, то червяка… оттуда раздавался жадный писк птенцов.
– Ну? – поторопил Патрик.
– Ну, смотри, – отвечал тот.
И вдруг развернулся, пошел в сторону птиц, которые разлетелись при его приближении, подтянулся на руках, шустрый, словно лесной кот, достал из гнезда несчастного птенца – комочек пуха на твердой ладони, повторил, вернувшись к Босуэллу:
– Смотри…
Не понимая еще, Патрик смотрел, переводя взор с птенца на Рональда и обратно, а потом не понял, но почуял – мгновенным холодком по спине. Лорд Хаулетт Хей не делал ничего особенного, не сжимал пальцев, только глядел, не отрываясь, на свою добычу. Взрослые ласточки с диким криком кружились над ним, не смея приблизиться. А птенец в ладони перестал трепетать крылышками, шевелился уже совсем слабо, медленно, вот он начал прикрывать глаза, раз, другой, третий, словно бы засыпая, остывая уже…
– Вот… видишь?
Совершенная смерть, воплощенная в тщедушном мальчишке.
А еще в покоях лорда Хея никто никогда не видел мышей.
– Оставь его! – приказал Босуэлл с возмущением.
Рональд пожал плечами, опять поднялся к гнезду, уронил в дыру еще теплое тельце.
– Все равно они выбросят его сами, – пояснил практично, – он теперь пахнет для них неясытью… понимаешь теперь, почему мне иной дороги, кроме как в монастырь, нет? Совиная лощина разорена и больше не поднимется вновь, а спроси у деда – кто такие были Хаулетты…
Босуэлл хотел от слуги жутких историй о волшебных тварях, но одна из них уже была возле него – во плоти. Как ни странно, эта мысль скорей ободрила его, чем взволновала – как если бы он получил заступничество