Это теперь, с высоты прожитых лет, понимаешь, что ты весь пошёл в неё… Такой весь из себя стеснительный, замкнутый.
Таким ты был раньше, но эта Нина Васильевна… Она всё изменила…
Однажды она вызывает к доске тебя – стеснительного, зажатого, забитого (вставь сюда миллион других прилагательных, которые ты знаешь, чтобы подчеркнуть максимально возможную серость). Ты выходишь к доске. Из-под ровно остриженных прядей волос, свисающих на твой прыщавый лоб, ты смотришь в пол и левой кистью сжимаешь правую, держа их обе на уровне своих гениталий, будто бы у тебя пенальти перед классом.
Ты должен читать стих Есенина… " Задремали звёзды золотые"… Ты должен читать, но ты стоишь и молчишь. Это была вторая неделя, как начала преподавать Нина Васильевна. Но тебя она вызвала к доске впервые. Весь класс, все двадцать пять ребят, они знали, что ты ни черта не скажешь. Что ты только простоишь пять минут впустую и ничего больше. Может, промычишь что-нибудь, но на этом всё и закончится. Тупик.
Ты бы мог быть идеальным разведчиком. В том случае, если бы тебя поймали, тебя пришлось бы долго пытать. Да один чёрт ты всё равно бы ничего не сказал.
Этакий Павка Корчагин. Мальчиш-Кибальчиш… Стивен Хокинг.
Это знали все, но только не ваша новая учительница. Суровая дама с псевдоаристократической манерностью.
И вот, ты стоишь и молчишь… Чисто объективно – ничто не мешает тебе заголосить на весь кабинет:
– Читайте, Стебунов, – спокойно говорит Нина Васильевна, сидя у себя за столом и стеклянными глазами озирая класс.
Ты молчишь.
– Стебунов, – Стеклянные глаза продолжают смотреть на парты с учениками, но ты явственно ощущаешь, что её периферическое зрение видит тебя с ног до головы: твои потёртые брюки школьной формы, твои немодные стоптанные кеды, твой школьный пиджак с короткими для тебя рукавами…
– Вы не выучили урок, Стебунов? – спрашивает Нина Васильевна холодно-спокойным голосом, в котором чувствуется скрытая угроза. А её глаза всё так же устремлены на шкафы в конце кабинета, на полках которых рядом с блекло-розовыми горшками герани торчат портреты Достоевского и Некрасова.
Ты молчишь. Она всё так же смотрит впереди себя, а на тебя – и бровью не ведёт.
– Да он всегда такой, – выкрикивает самый гиперактивный и улыбчивый ученик с одной из задних парт. – Всё время молчит.
Секундное молчание.
– Останетесь после урока, Стебунов, – холодно говорит учительница, глядя стеклянными глазами впереди себя.
Она сказала, и ты остался…
Деревянная указка резко опускается на твоё правое плечо. Почти больно. Даже через свитер.
– Почему такое отношение к литературе? – спрашивает Нина Васильевна, стоя перед тобой и своими стеклянно-пустыми глазами глядя прямо тебе в лицо.
Она давит на указку, которая покоится на твоём плече, всё сильнее.
Ты молчишь.
Само воплощение серости молчит.
– Я