Текст был такой:
«Амбра, душистая амбра, скольких ты и мух и червей
Предохраняешь от тленья!
Амбра – поэзия: что без нее именитость людей?
Блеск метеора, добыча забвенья!»
Внизу же вместо подписи был рисунок черепа, причем довольно странный – словно кто-то нарисовал его поверх лица, заштриховав вокруг глаз, на месте носа и выведя вместо губ оскал.
Мне вспомнился документальный фильм про мексиканский Праздник мертвых, который я смотрел однажды по телевизору.
Адрес отправителя тоже пропечатался.
– Что скажете? – спросил Короб.
– Чье это стихотворение?
– Не знаю. Не выяснял.
– Больше ничего не было?
Директор отрицательно покачал головой.
– Это все.
Я убрал листок.
– С кем мне лучше всего поговорить о Зинтарове? Кто знал его лучше других?
– Честно говоря, не думаю, чтобы он с кем-нибудь общался. Говорю же, он был очень замкнутым и нелюдимым. Знаю только, что он ходил в церковь и вроде даже к батюшке какому-то.
Это было интересно.
– В какую церковь?
– Святого Апостола Иоанна. Адрес, если честно, не помню.
– А имя батюшки?
– Не знаю. Мне вообще о том, что Зинтаров в церковь ходит, рассказала одна наша учительница, а ей – ученики. Они просто его там видели.
– Понятно. – Я взглянул на часы. Было половина четвертого. – Вы не против, если я поброжу по школе, может, пообщаюсь с учителями.
– Пожалуйста, только почти все уже ушли домой. Время-то не учебное, поэтому работаем до двух, максимум до трех.
– Ничего, может, кто задержался. – Я вспомнил, что у меня в кармане лежат фотографии нотной записи со стены Баболовского дворца, и решил проконсультироваться у кого-нибудь, рассудив, что в школе с музыкальным уклоном должен найтись человек, который узнает мелодию.
Если она вообще существует, конечно. Потому что оставался и такой вариант, что убийца зашифровал нотами что-то другое. Правда, я не представлял что. Ну, или преступник мог сам сочинить музыку. Тогда, возможно, мне ее кто-нибудь наиграет.
Словом, я отправился на поиски учителей.
Обойдя второй этаж, на котором располагался кабинет директора, и никого не найдя, я спустился вниз. Здесь мне повезло больше: из правого крыла доносились музыка и голоса.
Я направился туда. Приоткрыв дверь, я увидел большой зал с зеркалами на стенах, вдоль которых были установлены перекладины. Кажется, они называются балетными станками. Навстречу мне шли люди возрастом примерно от семнадцати до тридцати лет. От них разило потом и дезодорантами. Судя по всему, только что закончилось какое-то занятие.
Я посторонился, пропуская поток. Когда последний человек вышел, я проскользнул внутрь.