Дайте мне имя, или Прикованные к тени. Владимир Колотенко

холмики в вырезе туники, от которых невозможно оторвать глаза. Возьми же, наконец, себя в руки и уйми эту предательскую дрожь. Можно ведь испортить все дело. Когда ложбинка готова, сделай несколько насечек поперек заготовки. Здесь тоже нужно не применять силу, чтобы не сломать палочку. Но глаза, глаза-то! Они не подчиняются мне и ищут ложбинку между холмиками в вырезе. Она так и втягивает взгляд. И здесь необходимо проявить волю: никаких соблазнов. Нужно твердо идти к следующей насечке. Когда насечки сделаны, и ты готов, вынув трубку изо рта, увлажнить языком палочку, звучит ее вопрос:

      – Ты вчера так и не встретился с этим своим?..

      – Э-а.

      Это все, что я могу произнести, поскольку успел сунуть в рот уже палочку с насечками и теперь тружусь над тем, чтобы в конце трубочки сделать пять дырочек, которые бы совпали с насечками.

      – Да брось ты эти свои веточки, ты же видишь, у тебя руки дрожат.

      Трубочки, палочки, дырочки, насечки… Все это занимает уйму времени, которое заполнено, якобы, важной работой, дающей возможность прийти в себя. И, когда, наконец, ты свободен от томительных мыслей, бережно откладываешь в сторонку ножик, рядом кладешь трубочку с дырочками, затем палочку с насечками, и на четвереньках, как раб, подползаешь к ней поближе, нависаешь над ней, как туча, и не удивляешься, что она не пугается внезапно накрывшей ее тени, знаешь, что и она давно ждет момента, чтобы мои губы, вместо облизывания каких-то там палочек, прикоснулись к ее губам… Потом, когда я снова возвращаюсь к своей работе, беру в недрожащие руки нож, и делаю, так сказать, отделочные работы, увлажняя языком высохшую палочку и пытаясь воссоединить кожицу с оголеной веточкой, она снова спрашивает:

      – Что ты там мастеришь?

      – Вот, – говорю я, – смотри…

      – Что это?

      – Свирель, – говорю я, – слушай…

      Звуки свирели ее очаровывают.

      – У тебя золотые руки, – восхищается Рия.

      – Да, – говорю я, – шелковые…

      Она соглашается. Затем, по пути домой, я рассказываю, как просто воду превратить в вино, как сделать зрячим слепого, а страдающего падучей избавить от этого злого недуга, и как нелегко верблюду пройти сквозь игольное ушко.

      – Как это? – спрашивает она.

      Я рассказываю.

      – Правда? – говорит она.

      – Да, правда.

      И рассказываю о нашем будущем, которого у нас никогда не будет.

      – Почему не будет? – удивляется она.

      Я объясняю.

      – Уйду, – неожиданно произносит она. – Зачем мне мир без будущего?

      И улыбается.

      – Правда, Рыжик, – добавляет она, гладя теперь загривок нашего пса, – зачем нам такой мир?

      И улыбается. Этой улыбки достаточно, чтобы осветить весь этот мир. Затем мы молчим, чтобы не угрожать нашему счастью словами, которые всегда для него разрушительны.

      Глава 9

      БОЛЬ ПРОЩАНИЯ

      Я сижу в своей мастерской…

      Не