– Эльза, в войну выйдешь? – спросил Шакаленок, с окончанием дела мгновенно забывший о шахматах и переключившийся в новое. – А?
– Эльза, в войну, а? – раздались голоса.
Мы обожали играть в войну, и особенно с участием Эльзы.
– Нет, ребята, сегодня не выйду… Рому не видели?
Она, конечно, говорила не «пацаны», а «ребята».
– А, – потухая, отвечали мы. – А Ромка дома.
– Пацаны, а поехали на «Динамо», – говорит Славка, более или менее старший среди нас – после Эльзы.
Тоже «лидер», но тихий; и все делает не своими руками.
Тоже обычное.
Едем на трамвае без билетов.
Город милый, родной мой город; начало лета.
Еще светлые эти тополи – и развалины: тихие развалины.
После тридцать восьмой, что ли, партии в шахматы всем и верно охота размяться; в трамвае толчки и смех. Но негромкие. (Мы тогда соблюдали.) Кондуктор с этими роликами билетов косится, но в общем вяло глядит в окно. Все же говорит Генке:
– Билет-то будешь брать?
– У меня пригласительный, – готово отвечал он.
– У, идол, – вяло парирует кондукторша и отворачивается к окну.
«Динамо»; «Динамо» наш.
Он и теперь стоит, сиротливый; там какие-то кроссы, марши, но в общем… в общем.
А тогда?
Бурлит «Динамо»; мы на трибунах, пробравшись в щели.
О эта обстановка перед началом…
Теснота, самокрутки, пиво, «шутки» болельщиков: в основном мат.
Зеленое поле перед глазами, небо над полем, над нами; свежесть, радость.
По радио крутят пластинки, нам как бы вечно известные, но то-то и любо.
И сейчас, и сейчас я слышу – я слышу это тоскливое, праздничное и четкое:
Та-ра-ра, та-ра-ра, ра,
Этот вальс из кино.
Это было недавно,
Это было давно.
Это было недавно, это было давно.
Мы сидим; наши выигрывают один ноль.
– Судью на мыло! – при каждом неловком движении голубого сталинградского «Трактора», извечного нашего главного друга-соперника, взрываются трибуны.
Два ноль.
Домой.
– В войну бы, – говорит Шакал.
– Да; но Ромы нет. Хи-хи, – говорит хитрый Генка…
– Назавтра.
Синее, синее небо, золотое солнце; зелено; красно-рябо от кирпичей-«половинок» соседней развалины: они в желто-сером сухом «растворе».
Рядом на клумбе наливаются «золотые шары» на длинных, узорных зеленых основах.
Мы сидим на деревянном высоком крыльце (термин) нашего полутораэтажного дома-флигеля; вверху на табуреточке – Эльза с книгой в черно-зеленом, волнами, «мраморном» переплете; эта книга у нас из тех куч книг, которые были вывернуты на улицу из подвалов взорванной университетской библиотеки.
Это журнал «Нива», с ее желтоватой глянцевой бумагой, старыми шрифтами с «ерами», «ятями», в два столбца; с «литографиями», виньетками.
Читает вслух нам Сетона Томпсона.
Мы