––Ну, что? Чем не хороша тебе Ида? – Наклоняется к сумочке, достает из нее бутылку.
––Это спирт, дай стакан, – приказывает. –Может рюмку и воды разбавить? –Нет, только стакан, воды не надо. – Я приношу и протягиваю ей граненый стакан. Ида выдергивает бумажную затычку из бутылки, наполняет стакан светлой жидкостью и выпивает одним махом. Стоит, обожженная спиртом, смотрит на меня ошалело и удивленно. Мне и смешно, и жалко ее. Я бросаюсь к ней, обнимаю, целую. Она, отбиваясь, плачет, вырывается, а потом обмякает в моих руках. Я накидываю на нее шубу, несу в спальню, кладу в постель, и собираюсь уходить, как слышу ее вялый, нежный тихий шепот,– не уходи, иди ко мне, мне холодно, согрей.
И вот в эту рождественскую ночь Ида входит в мою спальню. Думаю,: –Как удалось ей войти, неужели, как и тогда – через окно? – Она красива, длинные волосы распущены по плечам, говорит нежным голосом, возбуждая мое мужское естество, я стремлюсь к ней, протягиваю руки и притягиваю к себе. Мы сливаемся, как и прежде в единое. Она прекрасна, я люблю ее. После этого она исчезает. Проснулся под свежим впечатлением с радостным чувством – все прежнее вернулось! Перед глазами всплывает видение ночи с Идой. Задумываюсь:
––Почему, зачем прервались отношения тогда, с реальной, ведь как была хороша! – И, вспомнив увиденные во сне ее волосы, мысленно перенесся в Батуми. Шум фена и мотание мокрыми волосами сопровождало бы меня всю жизнь каждый день? Нет, нет. За что? Пожалуй, было бы не легко. Бежал, и вот– свободен. –Хм…Зачем? Кому он нужен?
Дамская гитара
В студенческие годы, после окончания четвертого курса и обучения на военной кафедре ремеслу зенитчика на 57-мм зенитном комплексе С-60, я побывал в Калининграде на артиллерийских сборах в Московской дивизии, откуда походом выезжали с зенитками на Куршскую косу. Там жили в палатках, на утреннюю физзарядку прибегали на песчаный пляж Балтийского моря, который выглядел словно причесанным. Расческа была широкой, в несколько метров, чтобы нарушитель границы не мог ее перешагнуть, и даже перепрыгнуть, не оставив следа. Причесывался берег бороной вечером. Распускать прическу первыми прибегали мы. В школе и в институте я прыгал в длину почти на пять метров, но боронованную полосу перепрыгнуть никак не мог.
И вот кандидату наук, доценту политехнического института в отпуске от какой-то тоски при воспоминаниях о том уже далеком прошлом, захотелось побывать там снова. Город помнился взорванным пролетом моста трассы на Берлин, одним концом, уткнувшимся в воду, а вторым, задранным в небо, с застекленной круглой крышей вокзала, в который поезда въезжали, словно в футляр, с кафедральным собором в руинах и уцелевшей у стены могилой немецкого философа Эммануила Канта, труды которого изучал студентом и для сдачи кандидатского минимума по